Прощай, Питер!
Шрифт:
А год спустя, когда я курил травку уже по три раза в день, я решил все же попробовать себя в новом качестве и вырваться из порочного круга. Прощание с хозяином ларька было тесным и трогательным. Мне говорили, что я ничего не добьюсь на новом месте, а на старое меня не примут. Уходить было трудно, но я переступил эту черту, чтобы изменить свою жизнь.
С девушкой, которая была у меня в то время, мы постоянно ссорились. Эта девушка была необычной. Мы познакомились в офисе и поначалу друг другу жутко не нравились. Наши столы стояли впритык и ее раздражало, как я стучу пальцами по столу,
На новом месте мое трудолюбие стало неожиданно награждаться успехами и через полтора года я уже руководил отделом из двенадцати бездельников. А потом я вспомнил, что кроме работы есть много других, не менее прекрасных занятий. Это был ренессанс деградации. Я дул на концертах, пил на квартирах, занимался сексом в подъездах, уходил в транс на дачах. Много путешествовал, прожигал деньги и жизнь, а после кутежей возвращался к месту работы. Обычно на час раньше, чтобы спокойно выпить кофе и съесть яичницу в ресторанчике поблизости.
Вполне закономерным стало то, что довольно быстро я потерял хорошую работу и снова очутился на авторынке, где работал шесть дней в неделю за в два раза меньшие деньги. А потом я потерял и девушку.
Тогда я был примерно на минус пятом этаже дна. Пил, жалел о прошлом, снова пил и тешил себя надеждой, что еще смогу выкарабкаться. А потом искал где бы купить снотворное. Не хотелось вешаться, а стреляться было не из чего. Разве что из пальца.
Тогда судьба и послала мне Наташу. А вместе с ней и Марину, и Женю. Наташа прекрасная девочка со сложной судьбой. Не знаю точно, может у нас и мотивы были похожими, только она как-то смогла вытащить меня в студию на Синопскую. Туда же она привела и Марину с Женей. Они были начинающими музыкантами, им нужен был старт. Мне нужнее был финиш, и тем не менее мы подходили друг другу. Я сыграл несколько своих песен. Им понравилось, и начались репетиции.
В тот момент я работал шесть дней в неделю и посвящал два вечера репетициям. Очень скоро опять начались квартирные посиделки, разъезды, тусовки, и прочие радости. Пару раз проскочил легалайз. И все вернулось обратно. Тогда же, во время двухнедельного загула на чьей-то хате, я первый раз попробовал стимуляторы.
Бросал долго. Было нелегко. Пару раз срывался. Научившись видеть, чувствовать, и дышать по другому довольно сложно возвращаться в маленькую комнатку два на шесть метров, к зарплате которую смешно называть вслух и к одиночеству.
То время наполняли атаки паники, паранойи, страха и оцепенения. Водка особо не брала, хоть литрами пей или смешивай с пивом. Ночь на наркотиках и алкоголе, день на работе, вечер на студии, ночь на наркотиках и алкоголе. Результатом двух месяцев такой жизни стала демо-запись. А потом я распустил группу и запил еще сильней. Вот одна из моих песен того времени:
«Еще четыре часа и я как тряпка упаду под стол.
Что делать, что рассказать? Я через ноздри выпускаю ментол.
В твоих глазах пустота, она сливается с гладью стекла.
Еще четыре часа, я не вернусь сюда никогда.
Ментол.
Ты молча смотришь в окно и больше нечего тебе сказать.
А я смотрю на часы, я понимаю, скоро убегать.
А двести сорок минут и я свободен от твоих коков.
Еще четыре часа, еще четыре. Я вырываюсь из мира снов.
Ментол».
Пил без остановки. Уволился. Находил халтуру, получал деньги и снова пил. Тошнил водкой, открывал новую бутылку и пил снова, упрямо запихивая в себя эту дрянь. И самым отвратительным было то, что я не пьянел. Просто забывался сном часов на пять после второй бутылки водки, чтобы проснуться в том же дерьме, в котором засыпал.
К февралю я остался совсем один, круг замкнулся и у меня случился психоз. Деньги кончились, водка натерла мозоль в желудке. Удивительно, как еще осталась в доме мебель. Теперь точно все, сказал я себе, залез в ванную и перерезал вены. Но криво, глупо и не до конца. Да и мельхиоровые ложки в доме еще оставались, и немного золота – все это можно было сдать в ломбард.
Спустя еще два месяца водки и отчаянья закончились последние деньги. Наступила черно-серая питерская весна. Я пошел в ломбард и заложил золотую цепь с крестом. После этого зашел в аптеку и купил снотворное. Сел в автобус и поехал на вокзал. С собой взял таблетки, маленькую бутылочку воды и кулон, подаренный девушкой. Все, что мне было нужно на этот раз. На вокзале взял билет до Чудова – триста километров от Питера, чтобы не нашли и не опознали никогда.
Но на пути к платформе меня встретила цыганка, которая вкрадчиво посмотрела мне в глаза и сказала: «Живи! Твой час еще не пробил. Ты еще будешь жить. Ты еще полюбишь, будешь счастлив и у тебя будут дети. Ты еще скажешь мне спасибо, а теперь иди!». Цыганка забрала у меня последние деньги, но я бы отдал ей еще. Не каждый день спасают твою жизнь.
Тогда я доехал до Чудова, но таблетки пить не стал. Оставил их вместе с кулоном в старом деревянном доме и вернулся обратно. Не скажу, чтобы после этого жизнь моя сильно изменилась. Но внутри я понял, что жизнь состоит не только из отношений, наркоты или музыки. Это еще и пение птиц, солнечный свет, а также другие прекрасные банальности.
***
– Никита, вы же говорили, что это будет история про любовь, а про любовь в ней нет ни слова.
– Есть, Наташа, есть. Просто все слова про любовь написаны невидимыми чернилами между строк.
– Как это?
– Посмотрите, что я, то есть он написал? Здесь только про него, про его чувства, его желания и поступки. Разве написал он про цвет глаз любимой девушки? Или про волшебный оттенок ее кожи? Стук ее сердца, тепло рук?
– Нет.
– Нет. Значит, это была не любовь. Это был обычный роман. Хоть и растянутый во времени, но обреченный на неудачу. Любовь я встретил намного позже. И только встретив любовь понял, что никто и никогда до этого меня не любил.
– О ком вы?