Прощайте, скалистые горы!
Шрифт:
— Интересно, о чём вы думаете сейчас?
— О маме, — смущённо ответил Зимбель и тут же пожалел, что не соврал.
— Надо думать о фронте, о Германии, обер-лейтенант!
По лощине, между двух сопок, они вышли к Муста-Тунтури, пошли по ходам сообщений в проволочном заграждении. Здесь было многолюднее. Из землянок и огневых точек выглядывали солдаты, смотрели на командира дивизии.
Остановились около землянки полевого госпиталя. На фанерной двери был выжжен хромой солдат на костылях, с большим вещевым мешком. Из многочисленных карманов
Сверху на двери выжжена надпись:
Хоть без ноги, но я живой, Уехал к Одеру домой.— Уничтожить! — поморщившись, приказал Кайфер.
Вошли в полевой госпиталь. Кайфера встретил дежурный врач, полный, с выпяченным подбородком, тот самый, который осматривал прострелянную руку Даутенфельса. Кайфер бегло осмотрел раненых и спросил врача:
— Почему у всех ранения в руку?
— Это отделение с лёгкими ранениями, господин генерал… напротив — тяжёлое отделение…
Кайфер остановился около последней койки справа. Раненый вскочил перед генералом, опустил руки по швам.
— Больно? — спросил его Кайфер.
— Уже зажило, господин генерал, — бойко ответил тот и, осмелев, добавил: — Жалко, уходим отсюда, я бы не одному русскому поломал когти.
— Молодец! Ты настоящий солдат Великой Германии! Давно в армии?
— С 1936 года, господин генерал. Воевал в Польше, Франции, Норвегии, а здесь, чёрт возьми, не успел приехать, ранили.
— Откуда «не успели приехать»?
— С юга Норвегии, месяц назад.
— У вас бодрый дух, который в госпитале может прокиснуть. Ваше место на передовой.
Врач принёс стул, услужливо поставил его около генерала.
— Вы чем расстроены? — спросил Кайфер молодого солдата на соседней койке и, увидев в его руке конверт, пошутил: — Жена изменила.
— Я не женат, — раненый вынул из конверта письмо и прочитал: «Спрятаться некуда… Город в развалинах. Фугасная бомба ночью попала в ваш дом. Отца с матерью не нашли…»
— Будьте мужчиной, — не дослушал Кайфер, увидя задрожавший в руке раненого солдата лист письма. — Кровь, пролитая за Великую Германию, будет отомщена…
В коридоре Кайфер подозвал врача.
— Всех до одного, кто может держать оружие, выписать в части, тяжело раненых — в тылы. Открыли богадельню, — недовольно пробурчал он и, не заходя в другие палаты, вышел из госпиталя.
Врач пожал плечами и остался на пороге.
Генерал и адъютант шли по горной тропе. Кайфер вспомнил тотальную мобилизацию в Германии и решил срочно провести её в дивизии: сократить комендантские взводы, хозяйственные подразделения, поставить в строи всех, кого только можно. «Всех на передовую. Всех, всех… Держать фронт до последнего солдата», — решил Кайфер.
Зимбель молча шёл рядом, думая о чём-то своём.
Вошли
— Хайль, Гитлер! — скороговоркой выкрикнул Кайфер с порога, увидя вытянувшихся перед ним офицеров. — Как живёте, воюете, господа? — Генералу хотелось показать себя сейчас приветливым и радушным. Ведь вместе с этими офицерами ему предстояло пережить то страшное и тяжёлое, к чему готовилась в эти дни вся 20-я Лапландская армия.
— Ждём приказа, господин генерал, — за всех ответил из-за его спины рыжебородый офицер.
— Какого? — повернулся Кайфер.
— О возвращении в Германию, господин генерал.
— Отступать нехорошо. В спины легче стрелять, — пошутил Кайфер и сухо добавил: — Неужели вы думали, мы уйдём отсюда. Наша армия почти без боя заняла Норвегию, но без боя не отдаст ни одной сопки.
— А как же Германия, господин генерал, выстоит? — неуверенно спросил всё тот же офицер.
— Как бы вы ответили на это солдату? — Кайфер недобро усмехнулся.
— Выстоит, господин генерал!
Кайфер укоризненно покачал головой. Не поняв генерала, офицеры смотрели на него вытаращенными глазами.
— Надо пресекать дурацкие вопросы солдат, а не отвечать на них, — нахмурившись, сказал Кайфер. — А вам я отвечу. Воюя здесь, мы дерёмся за Великую Германию. Держим огромный фронт русских и флот…
Зимбель почувствовал, что разговор затеян надолго, и решил навестить своего двоюродного брата — ефрейтора Штонца. Он застал его спящим в солдатской землянке. Штонц всегда рассказывал солдатам о своём родственнике-офицере, который служит адъютантом у командира дивизии. Увидев Зимбеля, он весь просиял, радуясь встрече. Они вышли на сопку, встали в таком месте, чтобы видеть, когда выйдет генерал.
— Как живёшь, что нового? — спросил Зимбель.
— Ждём, как и все… Первый удар между ушей получим мы да и, наверно, останемся здесь. А ваше дело бежать.
— Сегодня генерал получил новый приказ, — нагнувшись к Штонцу, начал рассказывать Зимбель. — Фюрер отменил решение о выводе войск и приказал держать сопки до последнего солдата…
— Неужели!… Неужели нет выхода… ну скажи, что же делать?! — простонал Штонц.
Зимбель уже несколько дней сам думал об этом. Выход он видел один: плен. Он отгонял эту мысль, боялся её, но сегодня уже не мог сопротивляться. Обер-лейтенанту понравилось настроение Штонца. Он решил заговорить с ним откровенно, тем более они доверяли друг другу как родственники.
— Выход есть… Но можно ли с тобой говорить об этом? — осторожно начал Зимбель.
— Ты обижаешь меня. Клянусь прахом отца и живой матерью, что буду нем, как рыба. Говори, а то когда ещё увидимся, — сказал Штонц.
— Нужно махнуть через хребет…
— Когда? — спросил Штонц, судорожно сжимая руку Зимбеля.
— Я позвоню тебе днём завтра или послезавтра, спрошу, когда тебе принести продукты. Ты назначишь время, я приду. Где и как перейти фронт, тебе лучше знать. Договорились?