Прощаю себе. В 2 тт. Том 1
Шрифт:
Человек может плакать из-за всех и вся, пока не наступает полное изнурение. Такой человек подобен водосточной трубе во время проливного дождя. Дождь все идет, а труба все изнашивается. Изнашивается, покуда не рухнет оземь.
Глядя со стороны, никто не замечал, что этот изнуренный человек делал кому-либо плохо. Об этом знали лишь измученные его плачем домочадцы. Никто не ведал, что за плачем скрывается озлобленная беспомощность перед миром и самим собой. Его униженность непомерно разрослась.Там, где существует унижение, существует печаль. Другая сторона печали – жестокость. Где есть печаль, там есть жестокость. И не в том смысле, что один человек печален, а другой жесток, как мы обычно привыкли видеть.
Кто
Когда ребенок рождается на свет и его начинают унижать принуждением, он будет глотать свою печаль до тех пор, пока не наступит предел. Печаль отступает в тень, и на обозрение выходит другая грань – жестокость. Так рождаются преступники. Они жестоки, но в глубине души печальнее всех. Нет людей печальней в душе, чем они.
А посмотрите на плачущих пожилых людей. К сожалению, возрастная граница все больше понижается в сторону омоложения, и теперь уже плачут не только женщины – эстафету резво подхватили и мужчины. Они видят, что все вокруг плохие и делают друг другу плохо. Но если кто хоть чуточку ошибется, споткнется самую малость, то эти печальненькие становятся самыми большими и жестокими судьями. Злорадство – та же жестокость. И тогда они не могут понять, отчего жизнь к ним жестока. А потому, что жестокость притягивает жестокость.Жестокость проявляется не только когда человека обижают, но и когда кто-то желает переделать другого по своей мерке, не спрашивая, хочет ли он этого сам. Разница лишь в величине жестокости.
Обидеть другого – все равно что окатить ушатом кипятка. Переделывать другого по своей мерке – все равно что капля за каплей точить в камне углубление.
Люди, пережившие плен, рассказывают, что самой страшной пыткой являлась такая, когда человека привязывали к столбу и сверху ему на темя медленно капала вода. Человек терял рассудок, либо дух его сопротивления быстро оказывался сломленным.
Подобная жестокость свойственна всем так называемым хорошим людям, и они сами от этого страдают. Своей жестокостью они, словно магнитом, притягивают жестокость других и недоумевают, почему жизнь такая скверная.
В ком есть жестокость, тот читает в газете полицейскую хронику и чертыхается, мол, не жизнь, а кошмар. Вместо того, чтобы выпустить из себя жестокость, он назавтра будет читать ту же рубрику и не догадается, что злоба в нем все возрастает. Как же ей не возрастать, если ее так старательно взращивают. Такой человек не замечает того, что сам становится хуже, – замечают другие.
Этому человеку и в голову не приходит, что необходимо изменить свое отношение, тогда и жизнь его изменится. Если ему сказать об этом, то он начинает злиться: «Что ж мне теперь – сочувствовать ворам и мошенникам? Может, прикажете их по головке гладить? Разве благими речами что-нибудь изменишь? Тут вот ходят всякие с медовыми речами, сектанты, или как их там величать, только людям мешают. А как дело нужно делать, их и след простыл. Пусть вещают арестантам, может, те и станут честными людьми».Выпущенная пулеметной очередью тирада – словно взбитая злоба. Дело и выеденного яйца не стоит, а как разрослась!
Сектантам, которые обивают пороги квартир, он такого не скажет, – как-никак хороший человек. Бранные речи он произносит среди своих и не понимает, что рупор брани направлен в него самого. Так и копится жестокость.
В один прекрасный день такой человек встречает на улице опечаленного прохожего, который не умеет сбросить с себя печаль. Опечаленный видится ему лоботрясом, который мается от лени и даже не следит за своей внешностью, и он смеривает «неряху» таким взглядом, что чаша печали у того переполняется, и он в порыве жестокости заносит руку. Жестокость одного, которую он ни в коем случае жестокостью не признает, спровоцировала вспышку
Оба – потерпевшие, и оба – преступники. Нет чтобы понять и поддержать друг друга – вместо этого один счел себя лучше другого, другой поддался на провокацию и оказался виноватым. Ему бы не поддаваться на провокацию, но из-за печали он лишился способности самоконтроля. Потому и взорвался.
Опечаленный человек воспринимает все плохое близко к сердцу, и там оно и остается. У него не хватает ума это плохое исправить. Единственное утешение для него – оплакивание несбывшихся надежд до полного изнеможения.
Между делом хочу напомнить, что к болезням приводят лишь неразвязанные стрессы.
Человек может плакать, не роняя ни единой слезинки. Это особенно удается мужчинам, и потому они менее выносливы, нежели женщины. Иной мужчина на вид могуч и мужествен, точно выставочный экспонат, но когда я раскрываю, что у него на сердце, то глаза его увлажняются.
И тогда я, как всегда, повторяю: когда говорят, что мужчины не плачут, то предполагается, будто мужчины и не люди вовсе. Плачьте, мужчины, не стесняйтесь! Осознайте, что человечество находится на таком уровне развития, что плач для человека необходим. Совсем без него нам не обойтись. А если Вы больны болезнью с названием «не могу плакать», то знайте, что, несмотря на все старания умертвить печаль, она продолжает жить и пытается Вас учить.
Те, которые не плачут, обосновывают сдерживание своей печали так: «Разве это поможет? Разве это что-либо даст?» Действительно, не даст, – в этом вопрошающий прав. Но отнять отнимет.
Когда простодушный человек копит печаль, то у него образуются легкие болезни, которые хоть и дают постоянно о себе знать, но все же дают возможность прожить долго. Когда же печаль копит высокообразованный человек, и он же высмеивает себя за выступившие на глазах слезы, то он зарабатывает достойную умного человека тяжелую болезнь – возможно, неизлечимую. Все новые болезни, неподвластные медицине, происходят от излишней интеллигентности.
Сердце такого человека напоминает увядший за зиму овощ. Слишком много жидкости испарилось, слишком много утекло со слезами. Подобные изменения могут происходить во многих органах и тканях.Есть разные виды печали или плача.
A. Кто печалится из-за своего ума, поскольку предъявляет к нему повышенные требования, у того изнуряется мозг.
В чистом виде изнурение мозга, т. е. болезнь перегрузки, наблюдается при болезни Альцгеймера,которая лишает разума и наисильнейших мужчин мира. Это люди, которые, полностью отрицая эмоции, абсолютизируют потенциал своего мозга. Для них мозг – раб, а рациональное мышление – рабовладелец. Они могут не помнить, когда плакали в последний раз, и могут не признаваться в своей печали, но тело не спрашивает об этом. Болезнь Альцгеймера возникает у тех, в ком живет максималистское желание получать, а также сознание того, что для получения необходимо полностью задействовать потенциал своего разума.
Изнуренная безнадежность лежит и в основе болезни Паркинсона, при которой у человека непроизвольно трясутся голова и руки. Жесткость мягких тканей препятствует нормальному движению костей, отсюда семенящая походка. От безнадежности речь становится монотонной. Эти люди растратили свою добрую волю и пылкое сердце на улучшение жизни печальных, несчастливых людей. Синдром Паркинсона возникает у тех, кто желает максимально отдать, т. е. выполнить свой святой долг, но отдаваемое ими не приносит ожидаемых результатов, ибо эти люди не ведают, что никому не дано сделать несчастного человека счастливым.