Прощения не ждут
Шрифт:
— Я хочу вам помочь.
— Вы мне ничем не поможете, — промолвила Эвиан, и тогда он произнес то, чего не произнес бы ни один другой мужчина:
— Разве вы не надеетесь на это? На то, что вам кто-то поможет?
А она ответила так, как могла бы ответить только она:
— Если б я не надеялась, то давно бы умерла.
Кларенс в самом деле ничего не боялся и, не в пример Арни, не думал о том, что у него нет ни хорошего оружия, ни денег, ничего, кроме юношеской смелости и упрямства. И вместе с тем ощущал горечь, потому что пока не имел возможности защитить Эвиан
— Скажите, когда вы придете сюда еще раз?
Девушка покачала головой.
— Не знаю. Самое раннее — через несколько дней.
— Я буду ждать — каждый день на этом месте! — пылко воскликнул Кларенс, едва сдерживаясь, чтобы не взять ее за руки. — А сейчас я провожу вас до границы ранчо.
— А если нас увидят?!
— И что такого? Я встретил вас в лесу и решил проводить домой, чтобы ничего не случилось. Вы пойдете пешком или сядете на Мистера Уиллиса?
— Что?
— Так зовут коня! — со смехом пояснил Кларенс. — Мы с другом забыли спросить клички лошадей, потому нарекли одного из жеребцов Мистером Уиллисом.
Эвиан вновь улыбнулась. В «Райской стране» ей редко приходилось слышать смех. Джозеф Иверс лишь усмехался, иронично или злобно; его дочь никогда не разжимала губ для того, чтобы улыбнуться, — во всяком случае, в ее присутствии. Ковбои, случалось, смеялись, но только между собой.
Эвиан с Кларенсом пошли по полю. Перед ними простиралась целая страна, занесенная снегом и ограниченная горами. Сквозь разрывы в белых одеждах сосен проглядывала темная хвоя, а поля покрыла серебристая дымка. Кларенс знал, что с сегодняшнего дня должна начаться та тяжелая, зимняя работа, ради которой они с Арни и поселились здесь. Но отныне для него самым главным было уже не это.
Как правило, люди сближаются, говоря о простых вещах. Кларенс рассказал Эвиан, как они с другом нашли работу, что им приходится делать. Едва ли ей было интересно все это, однако она внимательно слушала. А после спросила:
— Ваш друг обедал на ранчо… моего мужа. Что привело его туда?
Заметив, как, произнося слова «мой муж» Эвиан болезненно передернула плечами, Кларенс ответил:
— Он спас дочь Иверса, когда ее лошадь понесла, и тот пригласил Арни к себе. Это я попросил его пойти туда. Я надеялся хотя бы что-то узнать… о вас.
— Я сама могу рассказать вам все, о чем вы хотите знать, — сказала Эвиан, тем самым положив начало чему-то новому в их странном и во многом безрассудном знакомстве.
— Я хочу знать о вас все, — твердо ответил Кларенс, и она принялась говорить.
Ей, как и Надин, было некому довериться. Никогда еще она не ощущала себя столь одинокой в окружении людей.
Конечно, Эвиан не была чересчур откровенна, и все же в эти минуты в ней проявилась та самая непокорность, какую Кларенс заметил с самого начала. Ее внешняя хрупкость не соответствовала тому, что таилось внутри. Эвиан не потеряла веру в то, что ей удастся вырваться из «Райской страны». А вера во все времена значила очень многое.
— Представляете, Зана сказала, что Иверса убьют из винтовки, которую он ей подарил! — не сдержавшись, призналась
— Вы верите ее словам?
Девушка с сомнением пожала плечами.
— Я выросла в городе и выслушала немало проповедей о том, что индейские легенды, предсказания и суеверия — это полная чепуха. Но иногда обстоятельства складываются так, что поверишь чему угодно.
Кларенс сжал кулаки.
— Чего бы я только ни дал, чтобы заполучить эту винтовку!
Эвиан посмотрела ему в глаза.
— Нет. Вы не должны подвергать себя опасности ради меня.
Она не сказала, что он бессилен против Джозефа Иверса, что не стоит даже пытаться его одолеть, и это не только вдохновило Кларенса, но и направило его стремления в более разумное русло. Он понял, что не стоит спешить.
— Главное, чтобы мы смогли видеться. Я должен все обдумать.
Когда они простились, Кларенс вернулся в лес. Его заставила какая-то сила, которую можно было назвать предчувствием.
Он не ошибся: на том месте, где он встретил Эвиан, стояла старуха. Она словно явилась из тех времен, когда на Великих равнинах у подножий Скалистых гор индейцы преследовали огромные стада бизонов. Она выглядела древней, но при этом не казалась немощной. Кларенсу приходилось общаться с индейцами, и он знал, что белый почти никогда не в состоянии определить их истинный возраст. Этой женщине могло быть как шестьдесят, так и сто лет.
Остановив коня, он ждал, что скажет индианка, если она вообще собиралась заговаривать с ним.
— Значит, это ты. Олени ушли, зато пришел человек. — Ее слова прозвучали как простое утверждение, без налета иронии, горечи или каких-то других чувств.
— Да, я… — начал Кларенс, но она неожиданно резко перебила:
— Ты!
Потом вытянула руку, прищурила глаза и даже как будто понюхала воздух.
Как ни странно, Кларенс догадался, что хотела сказать Зана, и ответил:
— Моя прабабка была сиу. Остальные предки, насколько мне известно, — белые.
— Иногда чего-то малого бывает достаточно, — загадочно промолвила индианка.
— Я бы хотел прийти к тебе, — сказал Кларенс.
— Зачем, если ты все решил наперед?
— Может, ты посоветуешь…
— Я не даю советов. Решает судьба, решает человек, но не я, — перебила Зана и все же согласилась: — Приходи.
— У меня есть друг, — вспомнил Кларенс, и индианка тут же сказала:
— Ему это тоже нужно?
— Мы всегда были вместе.
Кивнув, Зана удалилась в лес, и Кларенс был готов поклясться, что она просто исчезла, растворилась в нем без следа.
После всего, что произошло в этот день, он не сумел заставить себя заняться работой и просто объезжал подернутую зимним туманом округу. В эти минуты красота мира казалась обнаженной, пронзительной, как его чувства.
Где-то там, грязно-серым потоком по белому полю, текло стадо звенящих колокольчиками овец, подгоняемых громко лающими овчарками, из чьих красных, жарко дышащих пастей вырывался пар, и единственным человеком, выполнявшим непосильную работу за воистину смехотворную плату, но мысли Кларенса были далеки от этого.