Прощения не ждут
Шрифт:
— Понимаю, — кивнул Арни. Он заметил, что Кларенс не хочет говорить о тюрьме, потому спросил: — Куда направимся?
— Не стоит задерживаться в городе. Будет лучше, если мы сразу пойдем на ранчо по индейской тропе.
— Хорошо, — ответил Арни, радуясь, что надел в дорогу стоптанные сапоги, кожаные штаны, старую шляпу и холщовую куртку.
Они довольно долго шли молча, но это не вызывало неловкости. В округе ничего не изменилось. Воздух по-прежнему был пропитан запахом смолы хвойных деревьев, терпкого можжевельника и влажного мха.
Набредя на ручей, приятели решили сделать привал. Набрали сушняка и развели костер, а после смотрели, как, рассыпаясь, вспыхивают и затухают огненные искры.
Шумел ручей. Хотя вода имела цвет крепкого чая, Арни знал, что на самом деле она чиста, как хрусталь. Он первым принялся говорить. Рассказал о жизни на ранчо, о новом доме с большими окнами и высокой верандой, обо всем том, вроде бы незначительном и вместе с тем важном, что произошло за эти пять лет.
— Получается, теперь ты один из богатейших скотоводов Вайоминга? — усмехнулся Кларенс, и Арни спокойно ответил:
— Я никогда не думал о богатстве. Чем больше земли, работников и животных, тем тяжелее ответственность.
— Вам все еще требуются люди для охраны границ ранчо?
— После того, как в Иллинойсе наладили производство колючей проволоки, уже меньше. Да и Национальная противоконокрадная ассоциация набирает силу. Но работа на ранчо всегда найдется.
— Как Эвиан? — наконец произнес Кларенс и тут же сокрушенно добавил: — Должно быть, я ужасно выгляжу!
Арни пожал плечами.
— Не сказал бы, что ты сильно изменился. А Эвиан все так же красива.
— Как дети? — тихо спросил Кларенс.
— Ты их увидишь. Младший, Лиланд, очень похож на тебя. А Дункану почти тринадцать. По крайней мере, раз в год Эвиан отправляла их погостить к дедушке и бабушке. Твой отец ждет тебя.
Оглянувшись на ручей, Кларенс спросил:
— Ты принес то, о чем я просил?
— Да, — сказал Арни и достал из мешка чистую одежду, мыло и бритву.
Кларенс взял мыло, разделся, вошел в ручей и принялся мыться. Вода была холодной, но он, казалось, этого не замечал. Арни мог только догадываться, почему приятель решил искупаться здесь, а не в городе, где можно было заказать горячую ванну.
Когда Кларенс встряхнул мокрыми волосами, вытерся полотенцем и надел чистую рубаху и узкие штаны, Арни на миг почудилось, будто они вернулись на четырнадцать лет назад и направляются на ранчо, принадлежащее неведомому мистеру Уиллису. Все было так же, только тогда стояла не весна, а осень.
Вскипятив кофе, Арни вынул фасолевый пирог, испеченный Надин по его просьбе. Пирог успел зачерстветь, но это было неважно. Разломив его пополам, Кларенс и Арни с аппетитом ели, а потом пили обжигающий кофе.
— Ты получил то, о чем мечтал в юности? — спросил Кларенс.
— Наверное. Хотя я мало задумывался об этом, — сказал Арни.
Когда
Арни не мог сказать, что таится в душе Эвиан. Это знала только она. Когда она вышла из дома, Арни захотелось убежать прочь: ему было неловко присутствовать при этой встрече. Но Кларенсу с Эвиан все равно не удалось бы остаться наедине: здесь были и Дункан, и Лиланд.
— А мы ждали вас завтра, — просто сказала женщина.
Увидев, каким прелестным и юным вдруг стало ее лицо, Арни неловко заметил:
— Хорошо, когда что-то радостное случается раньше, чем этого ждешь.
Дункан сделал шаг вперед. Он изо всех сил старался держаться по-взрослому.
— Здравствуй, отец, — сказал он, протягивая руку, и Кларенс ответил на пожатие.
Четырехлетний Лиланд застенчиво смотрел на отца, а когда тот наклонился к нему, тихо поздоровался. Арни видел, что Кларенс понимает: ему придется труднее, чем он думал. Слишком многое здесь случилось и прошло без него. Когда он обнял Эвиан за плечи, его рука слегка дрогнула, словно от нерешительности.
Кларенс не переставал удивляться изменениям, произошедшим в усадьбе. Большой дом, новая мебель, никаких пожелтевших календарей на стенах и железной печи в углу. Когда Арни привел приятеля на конюшню, тот долго разглядывал поводья и уздечки, попоны и подставки для седел. Узнав отцовское седло, он положил на него руку и долго не отнимал.
В конце концов Арни забрал мальчишек, сказав, что сегодня они переночуют в «Райской стране».
— Утром я приеду за тобой, — бросил он Кларенсу. — А завтрашним вечером Надин ждет нас на праздничный ужин.
— Вот как? — медленно произнес Кларенс.
Когда Арни ушел, он долго стоял, не двигаясь, словно его ноги вросли в пол.
— Я ждала тебя, — сказала Эвиан.
Кларенс оглянулся вокруг.
— Мне кажется, я ничего этого не заслуживаю. Все слишком сильно изменилось.
— Но ведь я осталась прежней.
— Зато я — нет.
— Я тебе помогу.
В ее взоре были надежда, смелость и что-то еще. Кларенс привлек ее к себе и, все еще не веря, ощутил знакомый запах кожи и волос. Затем осыпал поцелуями, прикасаясь губами ко всему, к чему можно было прикоснуться. А потом Эвиан почувствовала то, что он — она это видела — хотел утаить: его слезы.
Они лежали в постели, и хотя вокруг простирался мрак, грядущее казалось им неожиданно бесконечным, сияющим и светлым. Будто негласно договорившись не вспоминать тяжелые времена, они говорили только о будущем: о детях, о том, что с завтрашнего дня наступит совсем другая часть их жизни, хотя бы потому, что эта жизнь будет совместной, а еще оттого, что они построят ее так, как захотят.
Они не заметили, как пронеслась ночь. Когда на рассвете за окном раздался стук копыт, Кларенс улыбнулся.