Прошедшее повелительное
Шрифт:
– В путь – куда?
– По Суссвейлу. Это занимает четыре дня. Они останавливаются в Тогвалби, в Филоби и в Иогби. Каждый вечер худших отсеивают. Многие сходят сами.
Голубые глаза Гима расширились:
– Почему?
– От усталости, ясное дело! В Суссленде жарко, как в печке. В Тогвалби они славят Гарварда. В Филоби им предстоит еще одна служба, посвящающаяся Иилах. Она богиня атлетов. Они проводят ночь в священной роще. – Элиэль хихикнула. – Как-то там случилась гроза, и они все попростужались! А наутро атлеты шагают в Иогби.
– А там они что делают?
– Мозоли зализывают.
– Нет, я хотел спросить, какому богу там молятся? – упрямо допытывался Гим.
Элиэль не помнила, чтобы в Иогби был какой-то храм.
– Да никакому! В Сусс можно попасть и минуя Иогби, так что я сама ни разу не бывала там. Мне так кажется, это сделано нарочно, чтобы они не мешались под ногами. Ко времени, когда эти туши возвращаются в Сусс, мы, артисты, уже заканчиваем свои выступления. Ну и кончается все, разумеется, в головадень. Присуждаются розы, и победители следуют в храм благодарить Тиона, и туда запускают уродов и калек, и бог творит чудо… Чего это ты лыбишься?
Гим вскочил и шагнул в сторону, словно любуясь пейзажем. Элиэль пошла за ним.
– Что случилось?
– Ничего, – сонно улыбнулся он.
– Нет, скажи! Я же рассказала тебе о Празднествах!
Он покраснел.
– Да ну, я просто думал, похож ли святой Тион на… на отцовскую статую Кирб’ла?
– Он вообще не может быть похож! Ты что, не знаешь? Там, в храме, вообще нет изображений Тиона. Смертный художник не может точно изобразить бога красоты!
– Но отцовская работа… – нахмурился Гим.
– Я не сомневаюсь, что она очень похожа!
Он покраснел еще сильнее.
– Чудище маленькое!
– Именно это имел в виду Т’лин, говоря о золотой розе. Сначала присуждается одна желтая роза, и тот, кто ее выиграет, стоит пред алтарем и представляет Тиона. Он вручает алые розы.
– Сам знаю! – взорвался Гим.
– Я уверена, что ты выиграешь золотую розу!
Гим стоял красный как рак. Казалось, куда уж больше! Но после этих слов Элиэль он залился пунцовой краской до корней волос. Даже его прозрачные усики стали видны на фоне этого пунцового безобразия. Элиэль была потрясена. Ей никогда еще не удавалось довести кого-то до такого замечательного румянца – словно ветреный закат на все небо.
– Чтоб тебе с горы спрыгнуть! – обрушился на нее Гим.
– Но это ведь великая честь – изображать бога. А в твоем случае это будет еще и подтверждением того, насколько велико сходство скульптуры твоего отца. Возможно, бог говорит нам, что он хочет, чтобы твой отец сам прибыл сюда изваять…
– Убирайся и не приставай ко мне, девчонка!
Ух ты!
– Но твоя красота притягивает меня, как мед – муху.
– Мух давят!
– Но от красоты никуда не денешься, и все женщины…
– О чем спор? – спросил Т’лин Драконоторговец. Он скинул теплую одежду и остался в рубахе и мешковатых джоалийских бриджах, пестрых, как стайка радужных птиц. На поясе висел меч. В ухе поблескивало маленькое золотое колечко.
– Ни о чем! – рявкнул Гим.
– Я только объясняла ему про золотую розу!
– А… – Т’лин пожал плечами. – По мне, красивая внешность не то, из-за чего стоит задирать нос. Но и стыдиться ее нечего, так что ты скоро просто вырастешь из этого. Не позволяй этой юной осе жалить тебя, парень. Да, ты как, ничего играешь на этой своей лире?
– Я сейчас покажу! – с готовностью вызвался Гим.
– Я не могу судить.
– Зато я могу, – заявила Элиэль.
Т’лин молитвенно сложил свои поросшие рыжими волосами ручищи.
– Ты держись подальше, заноза. А ты, юноша, сможешь ли ты сыграть хотя бы пару нот достаточно хорошо, чтобы тебя допустили? Не обязательно выигрывать, хотя бы участвовать.
– Думаю, смогу.
– Отлично. Это ты и сделаешь. Ты будешь нашим соглядатаем на Празднествах.
Гим нахмурился:
– Но ведь Празднества проводятся в честь…
– Тогда зачем там Жнецы? Твой бог приказал тебе спасти эту недорослую отраву, верно?
Оба посмотрели на Элиэль. Она постаралась удержаться от того, чтобы не лягнуть Драконоторговца по ляжке.
– Сдается мне, твоя ответственность за нее на этом не закончилась, – сказал Т’лин. – Мы доставили ее сюда – ты и я, – и нам надо постараться сохранить ее в живых. Или ты предпочитаешь надеяться на мастерство сестры Ан как фехтовальщицы на мечах?
– Нет, господин, – улыбнулся Гим.
– Ага, старая карга просыпается. Нам пора в путь. Посмотрим-ка, как ты научился седлать, Гуртовщик. Пошли, о Алмаз…
Он осекся. Элиэль резко повернулась посмотреть, на что это он так уставился, и увидела дым. Что-то большое здорово горело в Суссленде.
38
– Пиол Поэт собирался написать драму под названием «Зоруатиада» про осаду Руата, – объяснила Элиэль, – так что мы в прошлом году были там, чтобы посмотреть на это место. Он, правда, так и не написал ее. Раньше вся долина называлась Руатленд, а сам Руат был большим и могущественным городом. В те дни там был мост. Потом началась война за Лемондленд. Руатия сражалась на стороне таргианцев, но победили джоалийцы, по крайней мере в этих краях, и тогда Тратор Полководец сровнял город с землей и разрушил мост. Они сделали Суссби новой столицей, на той стороне реки, но мостов до сих пор осталось только два, в Ротби и Ламеби. Так что Суссби выросла в Сусс, Руатуотер стал Суссуот…
– Ты хоть иногда можешь не болтать? – спросил Гим.
– Только не тогда, когда вижу столько невежества, нуждающегося в просвещении! – Это была фраза из прошлогодней комедии и, как решила Элиэль, очень даже подходящая к обстоятельствам. Ладно, она его, пожалуй, простит. Тем более он улыбнулся, чтобы смягчить свои слова, а улыбка Гима Гуртовщика могла бы смягчить даже каменное изваяние Девы. Его лицо подзагорело. Дорожная пыль покрыла его настолько, что брови и усы не были видны совсем. Так казалось ей гораздо лучше.