Прошедшее повелительное
Шрифт:
Т’лин догнал их через несколько минут. Он сел, утирая лоб смуглой рукой. Его лицо сделалось почти одного цвета с рыжей бородой. Он был мрачнее тучи.
– Так вот, как мы и думали, это священная роща. Прошлой ночью здесь проходила большая группа людей, направлявшихся в Филоби. Пять или шесть десятков. Они шутили, что собираются воззвать к богине.
– Что? – не выдержала Элиэль. – Ты хочешь сказать, они это нарочно?
– Типичная суссианская смута.
Напрашиваться на гнев богини?
– Кто были эти смутьяны?
Взгляд зеленых глаз Т’лина сделался холоднее
– Послушники монастыря Гарварда под предводительством нескольких монахов. На рассвете они подстрекали жителей Филоби идти с ними. Всех, кто отказывался, избили, а их дома разрушили. Еще они разграбили монастырь.
– Зачем они это сделали, господин? – тихо спросил Гим.
– А что с монахинями? – поинтересовалась Элиэль.
Вместо ответа на оба вопроса Т’лин только пожал плечами.
Несмотря на жару, Элиэль пробрал озноб.
– Вчера ночью ты говорил, что в Пентатеоне случилась серьезная распря, да?
– Похоже, я был прав.
Значит, она лишь пешка в игре, разыгрываемой богами. Гарвард – еще одно воплощение Карзона. И он вовлечен во все это дело не меньше, чем Зэц. Муж и Владычица во всех своих ипостасях ополчились против нее. Юноша помогает ей, и теперь, похоже. Дева – тоже… или по крайней мере она против Мужа, что почти то же самое… или нет? И ставка в этой жуткой игре – Освободитель. Дитя.
Сестра Ан встрепенулась и попробовала сесть прямо. Она до сих пор не сняла свой шерстяной балахон. Ее изможденное лицо раскраснелось. Но когда она заговорила, голос зазвучал неожиданно твердо:
– «Горе Деве, ибо Муж обрушит на нее силу свою. Горе ее святилищу. И надругаются над девственницами. И увидят все кровь и пепел на святом лике. И падет святилище под натиском Мужа, и только плач будет стоять…»
– Я так понимаю, это часть твоего бесценного пророчества? – буркнул Т’лин.
Она кивнула, утирая слезы:
– Так написано в «Завете», но там не говорилось, когда. Увы мне, я вижу это!
– Мне тоже жаль. Что толку в нем, если уже слишком поздно, разве не так? – Он хмуро поморщился. – Нам придется менять свои планы. Эти ублюдки сейчас направляются в Сусс на Празднества. Нам незачем идти в Филоби. И уж никак нельзя показываться в Тогвалби. – Он покосился на Элиэль. – И в Сусс мы тебя не можем вести. – Он имеет в виду Дольма Актера, это точно.
– Разве я не окажусь в безопасности, укрывшись в храме Тиона?
– Ты так думаешь? А жрецы тебя пустят? Нам все равно придется скоро остановиться – драконы не перенесут такой жары. – Он посмотрел на сестру Ан, обмякшую от усталости.
– Единственное, что остается, – ехать в Руатвиль, – негромко произнес Гим. – Не так ли, господин?
– Но там же ничего нет! – возразила Элиэль и тут же сообразила, что с учетом обстоятельств это «ничего», возможно, лучше всего остального.
Т’лин заломил медно-рыжую бровь:
– Так уж ничего?
– Ну да!
– И негде остановиться?
– Ну… да, там гостиница есть.
– А Святилище ты знаешь?
– Ясное дело, – ответила девочка, довольная, что он задал такой простой вопрос.
– Вот и хорошо. Тогда – зайб!
Он поднялся на ноги и зашагал к драконам. Элиэль
Она была не права, утверждая, что в Руатвиле ничего нет. Там были развалины, деревья и кочковатое пастбище. По дороге Элиэль повторила Гиму рассказ Пиола Поэта двухлетней давности: почти весь великолепный Руат строился когда-то из кирпича-сырца, и эти стены рухнули сразу же, как дома лишились крыш. От каменных же домов остались отдельные стены, обвалившиеся башни и ведущие в никуда арки. В некоторых домах продолжали жить люди, ежечасно рискуя быть погребенными под развалинами при урагане или землетрясении. Другие выстроили себе дома из обломков, накрыв их дерном, так что на крышах паслись козы. Результатом стало странное, расползшееся поселение, деревня, выросшая на развалинах столицы.
– Это я и сам мог бы сообразить, – сказал Гим, понуро озирая окрестности.
– Если ты завоюешь золотую розу, жрецы заставят тебя сбрить усы.
– Это-то еще при чем?
– Вот и я хотела спросить тебя о том же.
Все устали. Минувшей ночью никому из них не удалось выспаться, да и путешествие выдалось не из легких.
Руатвиль оказался не совсем пуст. Главная улица оставалась такой же широкой, хотя булыжная мостовая заросла травой и из нее торчали древесные корни. Редкие жители спешили по своим делам: гнали коз на пастбище, тащили мешки еды или угля. Все останавливались посмотреть на драконов.
Элиэль подсказала Т’лину, как проехать к гостинице, хотя он и сам наверняка нашел бы дорогу. При виде гостиницы на нее нахлынули воспоминания. Когда-то это здание было дворцом или общественным заведением, и стены до сих пор поднимались на целых три этажа. Теперь же использовался только первый его этаж, а в пустых глазницах верхних двух виднелось небо, ибо крыша давным-давно обвалилась. Входом служил величественный портал, но двери пошли на растопку давно уже умершим людям, и от них остались только ржавые петли.
Пиит’дор Трактирщик был крупным мужчиной с мясистым лицом. Лицо украшала седеющая борода и впечатляющая бородавка на носу. Исполняя свою роль в наилучшем виде, он радостно потирал руки, когда Т’лин отсыпал ему золота. Трактирщик поведал, что опасается нашествия беженцев из Филоби, тем более что местные власти могут потребовать от него, чтобы он предоставил кров этим оборванцам… но раз уж дорогие гости пожаловали, теперь-то их никто не потревожит. По счастью, его лучшие комнаты как раз свободны… и так далее.
Гим уже отстегивал ремни, удерживавшие сестру Ан в седле, когда его освободил от этого занятия сам Т’лин.
– Местные власти! – сердито бормотал он под нос. – Десять против одного, что это его собственный брат.
Он легко поднял старуху на руки, чиркая острием меча по земле. Пиит’дор Трактирщик всплеснул руками от удивления. Его радостный настрой куда-то испарился. Он все пятился от них, не сводя глаз с этого злосчастного меча, пока не заслонил вход.
– Что-то не так? – спросил Т’лин.