Прошедшее время
Шрифт:
Все знали, что в каждой республике, области, городе есть в составе органов внутренних дел отделы по борьбе с хищением социалистической собственности (ОБХСС), а значит есть и те, кто эту собственность ворует. А воровали ее бывшие/нынешние комсомольцы и члены КПСС, в общем, простые люди, которые, как утверждала пропаганда, едины с коммунистической партией. Так, чего доброго, народ мог подумать, что и партия ворует, в свободное от построения коммунизма время. Чтобы народные массы не пришли к такому нехорошему умозаключению уголовную статистику и засекретили.
IV
Перед распадом СССР, неожиданно, наружу повылезали неявные противоречия, существовавшие при советском строе, непосредственно касавшиеся
Оказалось, что мой прадед, по отцовской линии, Парфентий Куприянович, работая слесарем в железнодорожном депо Кременчуга, участвовал в революции 1905 года и даже имелась фотография, где он со товарищами запечатлен в честь 20-ти летнего юбилея этого события. А спустя 14 лет после этого юбилея он был репрессирован (осужден по приговору Полтавского областного суда от 01.04. 1939 года, подтвержденного определением Верховного суда УССР от 23.10.1939 года).
Постановлением Президиума Верховного суда УССР от 25.12.1958 года ранее вынесенный приговор в его отношении был отменен, а дело прекращено в связи с недоказанностью обвинения.
Остались предвоенные фотографии моего деда, по отцовской линии, в армейской форме, которого я никогда живьем не видел. Он служил офицером в районе Петрозаводска, попал в окружение и в плен в первые месяцы Великой Отечественной войны. А потом, после освобождения, за то, что находился в плену, был репрессирован в Советском Союзе. Он никогда не видел взрослым своего сына, моего отца, который родился почти через 2 месяца после начала Великой Отечественной войны и вместе с моей бабушкой успел эвакуироваться.
Бабушка только однажды рассказывала, что направляла ему несколько посылок с теплыми вещами, но ехать в холодные края отказалась, в том числе и потому что в те времена легко могли поставить клеймо «член семьи врага народа» или что-то в этом роде. И они развелись. А дед, кажется, выжил и мой отец пытался его найти, но все ограничилось короткой перепиской, от которой не осталось следа.
Бабушка, до войны, будучи замужем за офицером Рабоче-Крестьянской Красной Армии, работала в библиотеке Дома офицеров в Петрозаводске, подтверждением чему служили ее фотографии на фоне книжных полок и нескольких мужчин в военной форме. А во время ВОВ жила у каких-то родственников и некоторое время, как получившая школьное образование, руководила хлебопекарней. Ее привлекали к суду за недостачу зерна, выявленную в ходе инвентаризации. На суде бабушка объяснила, что ей пришлось продать часть зерна, за керосин, чтобы обеспечить выпечку хлеба, поскольку полагавшийся пекарне керосин вовремя не подвезли и утром нечего было бы продавать трудящимся.
Скорее всего к ее словам были добавлены сухие цифры, подтверждавшие нехватку всего одного мешка зерна и достаточного количества керосина, переданного ей по накладным, и суд ее оправдал.
Но с должности ее сняли и она передавала дела, по ее рассказам, не очень грамотному мужику, рядом с которым пришлось работать еще несколько месяцев, чтобы он не «завалил» работу пекарни и не свалил все на нее.
После войны она перебралась к брату в Кишинев, который переехал туда из Кременчуга и работала буфетчицей. Она честно рассказывала, что буфет буфету рознь. Хуже всего было попасть в буфет при каком-нибудь государственном учреждении. Там обслуживались люди солидные, грамотные, на работе не пьющие и подворовывать там было страшно, а времена были не очень сытые после войны. А вот на окраине города или в парке народ попроще собирался, выпивали люди и в выпившем состоянии не очень обращали внимание на полноту подаваемых порций, как еды, так и питья. Вот здесь грамотный буфетчик мог для себя кое-что сэкономить. И бабушка экономила.
Во времена, когда я себя уже помню, бабушка не работала, но была очень деятельна: ходила за продуктами в магазин, держала курицу-несушку в каком-то ящике, находившемся в маленькой прихожей нашей двухкомнатной квартиры, варила супы, в том числе и из крапивы, давила из винограда сок для меня и моего двоюродного брата, когда тот на лето приезжал из Прибалтики, а также читала, приходившую по подписке, «роман-газету».
Неожиданным открытием для меня было то, что одну из маминых старших сестер посадили в тюрьму за кражу. При разгрузке трофейных вещей, вывезенных из Германии, члены ее бригады украли по платью, в которых пришли потом танцы, что очень выделило их на фоне других и послужило причиной расследования. Ее, как бригадира, осудили на пять лет, остальным дали меньший срок. Сидела она где-то рядом с Новокузнецком. Освободилась в связи с рождением ребенка и осталась работать там же на металлургическом комбинате. Дождалась выхода отца своего ребенка, вышла за него замуж и родила еще одну девочку.
Уже в достаточно зрелом возрасте с мужем развелась и переехала с одной из дочерей в Могилев, поближе к исторической родине, а другая дочь вышла замуж и уехала жить в Тулу.
Добрейшая была тетка. Приезжала к нам в гости в Кишинев с какими-то ягодами в пластиковой канистре. Потом кинула туда целых 25 рублей, чтобы младшая сестра не припиралась и не всовывала их ей обратно. Пришлось потом постараться, чтобы их оттуда вытащить.
Старший брат матери сделал карьеру и дослужился до младшего лейтенанта (говорили, что сидел в засадах на путях возможных маршрутов побега заключенных из ГУЛАГА).
Потом перешел в пожарную охрану, где его карьера покатилась под откос, потому что он был уличен в двоеженстве, той женой, с которой уже не жил. Естественно, был скандал. Я его помню, еще, относительно, крепким, но здорово выпивающим мужиком.
Еще одна сестра моей матери, не закончившая ничего, кроме средней школы нашла свое призвание в бизнесе. Она, в «махровые застойные годы» развитого социализма, занималась мелкой коммерческой деятельностью. Во-первых, она сама шила и продавала пошитое через комиссионный магазин и на ярмарках, а также, немного спекулировала, несмотря на то, что эта деятельность каралась в рамках уголовного законодательства (некоторые за такие дела сидели в тюрьме). А официально она числилась уборщицей в одном из подразделений пожарной охраны, чтобы иметь трудовой стаж для получения пенсии, но фактически там работал другой человек, который и получал заработную плату. Вы ничего плохого про нее не подумайте, потому что начинала она, как и многие, на швейной фабрике, но потом, наверное, ей было знамение, и она поменяла стиль жизни на тот, который, несколько, расходился с официально транслируемым Коммунистической партией. Для меня она была любимой теткой, потому что все праздники мы проводили у нее в гостях за прекрасным столом, а также потому что от нее мне доставались великолепные подарки (один настольный хоккей чего стоил – редкая вещь по тем временам).
V
Но, наряду с перечисленными противоречиями в «мое время» было много позитива.
Например, мы все справедливо гордились достижениями в освоении космоса, восхищаясь мужеством наших космонавтов и находчивостью советских ученых, чья научная мысль опередила в этой области идеи ученых из других стран. В спорте и балете мы были одними из лучших. И это безоговорочно признавали в странах проклятого капитализма.
Наши гидроэлектростанции готовились признать восьмым чудом света, но решение отложили на более поздний срок, мотивируя это непонятными, пока, экологическими последствиями от их эксплуатации.
Неизгладимое впечатление, прежде всего своей помпезностью, производили съезды Коммунистической партии Советского союза. Их транслировали по телевидению и дикторы говорили, что на них присутствовали представители «всего прогрессивного человечества». Это человечество было прогрессивным ровно потому, что на словах строило социализм, а на деле у них там было все не так просто (давала о себе знать национальная специфика). Где сейчас это «прогрессивное человечество»? А тогда, в «мое время» из многих стран приезжали гости послушать доклад генерального секретаря ЦК КПСС (центрального комитета коммунистической партии Советского союза), сопровождая его «бурными и продолжительными аплодисментами». Приятно на все это было смотреть, но, честно говоря, и скучно тоже.