ПРОСНУТЬСЯ ЖИВЫМ
Шрифт:
Даже грязные упыри-объедалы, падалыцики, сборщики всех ментальных нечистот - и те таким пленэром бы побрезговали.
– Да, - поежился. Викентий,- сменилась картинка. Волшебный фонарь, блин.
– Все равно надо идти.- Кирилл втянул носом воздух, сморщился брезгливо.- Где-то там должен быть аналог дороги по типу «тропинка».
– Ну, раз наш оборотень заговорил уставным языком, мы и впрямь близки к цели,- усмехнулась Элпфис.- Только не расслабляйтесь, мальчики. Оружие держите в руках, а не в районе мошонки.
И с этим циничным напутствием первой шагнула сквозь мусорные завалы к едва
Да, широкой гравийной дороги не было. Как не было и роскошного парка, который тогда, в первый раз, Викентий сравнивал аж с Сочинским дендрарием. А была кругом такая мертвящая тишина и запустение, что и во сне не приснится.
Что, кстати, может служить утешением. На фига нормальному человеку такие сны?
По обе стороны от тропы валялись ржавые створки входных ворот, а за ними торчали рядами корявые пни с приколоченными к ним плоскими фанерными березками-дубками-липками. А также картонно-целлулоидными пальмами. Нарисованную листву размыло дождем, и она превратилась в грязное неэстетичное зрелище. Скульптурные группы валялись на мертвой траве и вовсе не были, как тогда, изысканно-фривольными и великолепными. Гипсовые девушки с веслом, метатели ядра и пионеры-горнисты с источенным дождями ржавым каркасом. Кстати, и журчащих родников с фонтанами не наблюдалось. В дырявой, с облупившейся побелкой чаше фонтана шелестели-бились на ветру блестящие целлофановые полоски, а в прорытой для ручья канавке слепо поблескивала и шуршала спутанная елочная мишура…
– Театр,- горько прошептал Викентий, вспомнив, чего ему стоили все эти постановки гениального режиссера Надежды Абрикосовой.
Особняк издалека казался прежним, даже стекла эркеров выглядели настоящими, а не полиэтиленовыми. Но Элпфис вскинула свой «хеклер-кох» и негромко приказала:
– Не рассредоточиваться. Держаться за мной. Кир, отвечаешь за Вика. Эльф, прикрываешь с тыла. А теперь вперед, но аккуратно.
– Это как?!
– Как в балете, блин, на пуантах!
– тихо огрызнулась Элпфис. Все-таки милитаризированность характера здорово ее портила.
Таким манером они подошли к роскошному фасаду. Впрочем, вблизи его роскошь тоже оказалась сплошной бутафорией: аляповатая роспись по фанере, грубые мазки, долженствующие изображать лепной декор, и даже переводные картинки - вместо напольных ваз с цветами.
Двери и окна, естественно, тоже были нарисованы.
– Он плоский,- подал голос эльф.- Не забывайте, я же сказал: это всего-навсего декорация.
– И что нам это дает?
– задала риторический вопрос Элпфис, передернула затвор и повела свою группу в тыл особняка, действительно плоского, будто игральная карта.
С тыла это был просто кусок некрашеной фанеры, подпертый с двух сторон хлипкими на вид березовыми стволами.- И больше ничего. Ничего, кроме густого слоя серой плотной какой-то пыли.
– Актриса, твою мать!
– неожиданно взбесилась Элпфис.- Театралка!
И ногой перешибла стволик-подпорку. Фанерная конструкция опасно закачалась…
– Отходи!
– не своим голосом взвыл Кирилл…
Потому что разгневанная Элпфис перешибла хребет, если можно, конечно, так выразиться, и второй подпорке.
Вся команда
– Какая муха тебя укусила?!
– возмущенно проорал Кирилл девушке, едва все смогли кое-как прочихаться и глаза протереть.- Тебе больше заняться нечем, кроме того, что этот чертов дом ломать?! А конспирация?!
В ответ ставшая до крайности невежливой Элпфис членораздельно и подробно объяснила Кириллу, кем он является, что делает в свободное от работы время и может ли после всего вышесказанного считаться сторонником традиционного секса. Викентий, впервые столкнувшийся с образцом такого виртуозного, интеллектуального и сугубо дамского мата, порадовался за то, что вовремя смолчал в отличие от поручика Шапкуненко, не ко времени влезшего со своими замечаниями. Даме нельзя перечить. На то она и дама. Хочет лететь к звездам- пусть летит. Хочет ломать дом - пусть ломает. А возразишь - окажешься тем самым отъявленным извращенцем, который себя же своим же и в свою же… Вот.
А еще Викентий понял, что Элпфис ничего просто так, зря и от балды не делает. Потому что рухнувшая фанерная громадина вдруг, с нехорошей скоростью, принялась… дефрагментироваться. На куски, кусочки, кусочечки. А потом и вовсе - на тусклые буроватые песчинки-пылинки.
– Сдуть. Смести!
– отрывисто приказала Элпфис и сама, скинув свой плащ, принялась им сметать песок в сторону фанерных деревьев.- Я знаю - там ее тайник.
– Почему ты в этом уверена?
– только и спросил Викентий, сгоняя пыль.
– Потому что я поступила бы так. Заперла врага там. А мы с Надеждой очень похожи…
– Но не во всем же, деточка!
Голос Надежды Абрикосовой разнесся по всему парку, словно усиленный громкоговорителями. А сама она парила на чем-то вроде облака метрах в десяти над командой спасателей Царицы Аганри.
Хороша была Надежда, краше не было в Москве… Одеяние на ней (даже с расстояния в десять метров углядеть можно) византийской императрице впору: самоцветные поручи, колты, оплечья, ожерелья до пупа. А ткань… Завидуй, Оружейная палата!
– Прибираетесь?
– паря на воздусях, поинтересовалась Надежда.- К празднику какому или так… из любви к чистоте?
– Из любви,- отбросила плащ Элпфис и поудобней перехватила пистолет-пулемет.- Из-за нее родимой.
– Убери свой пугач,- рассмеялась Надежда.- Убивать меня поздновато. И не получится.
– А жаль,- вздохнул оборотень Кирилл.
– Вы зачем в мой экспериментальный садово-парковый комплекс явились?
– тоном посуровее спросила Надежда и спланировала пониже.- Небось хотите змеиную богиню из заточения вызволить. Хрена лысого у вас получится.
– Это почему?
– возмутился эльф.
– Народ вы темный. В смысле, непросвещенный. Двоечники. Не знаете такой простой легенды, что Царицу Аганри освободить из заточения сможет лишь кровь того, кого напоила она вином, изводящим из тьмы. Господин Вересаев! Вы с вашим окаянным приятелем этого вина так и не успели попробовать. Досада-то какая… Так что, sorry, boys and girls, я остаюсь Призывающей и сейчас призываю по ваши души моих милых ползучих помощников. Не бойтесь, это не самая страшная смерть!