Проснуться живым
Шрифт:
Таким образом, если он не найдет способ произвести впечатление на нормально мыслящих индивидуумов, массовые гнев и ненависть, которые Лемминг надеялся возбудить против Бруно, будут в основном ограничены церковью Второго пришествия. Это не такая уж маленькая компания, но едва ли та масса, которой жаждал Фестус.
Я не знал, что еще он может сделать или попытаться сделать, но меня мучило беспокойство. Возможно, причиной были недавние и все еще происходящие события, направленные против Эммануэля Бруно. Как бы то ни было, я все сильнее за него тревожился.
Я
Глава 10
Дру открыла дверь, крепко обняла дока и с благодарностью посмотрела на меня. На ней по-прежнему была зеленое платье, обтягивающее грудь, талию, бедра и кое-что еще, которое само по себе являлось превосходным афродизиаком.
Дру направилась в гостиную, таща за собой Бруно.
— Ох, папа! — радостно воскликнула она. — Ты и представить себе не можешь, как я беспокоилась!
— Теперь все в порядке, дорогая. Благодаря мистеру Скотту.
Я стоял как манекен, окидывая взглядом просторную комнату. Мне понравилось то, что я увидел: белый плотный ковер, крепкая, выглядевшая дорогой мебель, яркие подушки на диване, картины на стенах, цветной телевизор — включенный, но с приглушенным звуком.
Дру казалась еще более сексапильной, чем когда появилась у меня на пороге. Те же блестящие золотисто-рыжеватые волосы, те же ленивые серые глаза и подвижные алые губы, но тревога и напряжение исчезли с ее лица.
Она улыбнулась:
— Да, благодаря мистеру Скотту.
— Шеллу, — поправил я.
Кончик ее языка быстро облизнул губы.
— Не знаю, как отблагодарить вас, Шелл. Дру лгала — она отлично это знала. Обняв меня за шею, она приблизила свое лицо к моему и поцеловала меня так, словно годами практиковалась на местных конкурсах поцелуев и сейчас участвовала в чемпионате мира, где, несомненно, победила бы, будь я судьей. Если бы губы могли размножаться, мы, возможно, произвели бы на свет пятеро ртов-близнецов.
Краем глаза я видел нечто, причинявшее мне легкое беспокойство, и, когда Дру отстранилась от меня, я повернулся к Эммануэлю Бруно, наблюдавшему за нами с благожелательной улыбкой.
— Простите, — извинился я. — Совсем забыл, что вы папа... Мне бы не хотелось, мистер Бруно, чтобы вы думали, будто я... э-э... обхаживаю вашу дочь. Просто в момент безумия...
— Чепуха, — прервал Бруно. — Взаимное влечение полов столь же естественно, как магнитное притяжение, позитив и негатив, янь и инь, солнце, луна и звезды.
— Все, что вы говорите, имеет для меня глубокий смысл, — усмехнулся я.
— Вы очень янь...
— В самом деле?
— А она — инь. Следовательно, между вами должно возникнуть сильное взаимное притяжение.
— Очевидно, я кое-что упустил. Мне казалось, что Бруно меня не слушает, но я был не прав, почти не делая паузы, он заметил:
— Мы все кое-что упустили. По той простой причине, что свободное, здоровое и естественное выражение сексуальности было проклято и вытеснено из природного русла в искусственные каналы, подобно потоку, блокированному камнями, ветками и священными коровами. К счастью, эровит в состоянии все это изменить — взорвать плотину, удалить препятствия, распугать коров, восстановить и освободить жизненные силы в человеке...
Дру все еще стояла возле меня — не так близко, как раньше, но достаточно близко, чтобы я мог ощущать исходящий от нее инь, или как там называется штука, о которой говорил док.
— Папа всегда заводится из-за этого, Шелл.
— Начинаю замечать.
— Не обращайте на него внимания.
— А как вы с ним управляетесь? Дру улыбнулась:
— Прежде всего, нужно заставить его заткнуться. — Она посмотрела на Бруно:
— Заткнись, папа.
Поток слов остановился. Бруно обернулся к дочери:
— Но, дорогая, я только начал...
— Знаю. Может, я приготовлю что-нибудь выпить? А ты расскажешь мне, что с тобой произошло.
— Отлично, — одобрил Бруно. — Я бы не возражал против большой порции бренди. А вы, Шелдон?
У Дру был маленький бар с коньяком, скотчем, бурбоном, льдом — почти всем, что только можно пожелать. Она приготовила бренди для себя и Бруно и бурбон с водой для меня, покуда доктор в сжатой и деловитой манере, которую он превосходно использовал, когда хотел, рассказывал о своих приключениях.
К тому времени, когда напитки были готовы, повествование подошло к концу — включая мои дополнительные комментарии, в том числе насчет объявления Лемминга, что Эммануэль Бруно является не кем иным, как Антихристом.
Несколько секунд Дру молчала. Потом она осведомилась:
— В таком случае кто такая я?
— Прекрасный остров в океане безумия, моя дорогая, — ответил Бруно. — Вся наша планета обезумела много столетий назад. И только потому, что я пытаюсь влить в этот океан каплю разума, меня объявили архидьяволом. Полагаю, тебя это делает архидьяволицей. Ох уж этот Лемминг и его стадо святош! Должно быть, это самая чудовищная масса кретинов, с тех пор как первая слабоумная амеба дала жизнь себе подобным...
В правой руке Бруно держал бокал с бренди, а левой привычными машинальными движениями хлопал себя по бедру:
— Хм-м... Вероятно, они прямые потомки этой амебы. Я видел их в церкви Второго пришествия, и они напоминали маленьких амебообразных существ, происшедших от одного слабоумного папаши, сбившихся в кучу в поисках тепла, но так его и не обнаруживших. Когда я из любопытства впервые посетил службу и посмотрел на них, сидящих неподвижно, ряд за рядом, они показались мне мертвецами. Но, к сожалению, они живы и накачаны Леммингом его философией спасения мира от греха, которая стала для них миссией, предписанной Богом. У них пепельные губы и потухшие глаза. Они грешат против своего же Бога, вставая по утрам наполненными до краев ненавистью к тем, кого именуют грешниками. «Лемминги» призывают к духовной жизни, но их тела больны. Они отрицают жизнь и удивляются, что умирают! — Голос Бруно повысился почти крика. Помолчав, он заговорил более спокойно: