Просроченная виза
Шрифт:
А в голове Татьяны тем временем зародился хитроумный план, такой заковыристый, что не всякий разберется. Зная, что начальник по субботам всегда на службе, она позвонила в приемную МУРа. Трубку сняла Людмила Ивановна, как обычно.
Татьяна спросила, не сильно ли занят Вячеслав Иванович, а то у нее возникли некоторые детали по вчерашнему разговору. Секретарша поняла, попросила подождать, а потом Татьяна услышала голос Грязнова:
– Слушаю, Татьяна Кирилловна, какие проблемы?
– Извините, мне неудобно вас беспокоить, но… понимаете, я хотела бы посоветоваться с товарищем Турецким. Приехал из командировки мой муж и сообщил новые факты. Как бы мне это сделать?
Любого могла бы провести она, но не Грязнова. Быстро сопоставив одно, другое, третье, Вячеслав Иванович сообразил, что, скорее всего, не Саня нужен женщине, а ее собственная сестра и подозрения Татьяны на сей раз небезосновательны. Ай да сестрички! Но ответил предельно серьезно, будто он забыл, что как раз Турецкий никакого отношения к делу, с которым вчера явились дамы, не имеет. А если и имеет, то в сугубо личном плане.
– Вряд ли вы, Татьяна Кирилловна, сможете найти в ближайшие часы Александра Борисовича. Да и собственную сестру – тоже. Дело в том, что они поехали за город, на ту дачу, что имеется у Силиных по Калужскому шоссе. Александр Борисович предложил на всякий случай проверить. Обещал оттуда позвонить. Не исключаю, что, если его подозрения подтвердятся, мне придется тоже туда смотаться. А что вы сказали о новых фактах, которые сообщил ваш муж?
– Видите ли, Вячеслав Иванович, эти факты касаются скорее деловых взаимоотношений наших мужей, и связи с пропажей Силина они не имеют. Но я подумала…
– Смотрите, как считаете лучше. Вам место в моей машине всегда найдется. Если захочет супруг, найдем и ему. Так что звоните. Я пока на месте.
Татьяне показалось, что предложение Грязнова прозвучало как-то двусмысленно, и задумалась: надо ли именно так его и понимать? Известие об Элкиной поездке, конечно, меняло дело в корне. Но с другой стороны, с какой это кстати «важняк» из Генпрокуратуры забросил все свои дела и помчался решать Элкины проблемы? Ведь нет еще ни уголовного дела, ни даже заявления. Или и этого Элка успела охмурить?…
Иван пытался разобраться в услышанном. Ну Грязнов – понятно. А при чем здесь какой-то Турецкий?
Татьяна, продолжая думать о своем, небрежно пояснила, что он вовсе не «какой-то», а государственный советник юстиции третьего класса, или, говоря военным языком, генерал-майор. Кстати, достаточно молодой и очень симпатичный. И надо бы спасибо сказать, что он, видимо, взялся-таки помочь Элине в ее беде. Не как другие, которые только о себе и думают.
Шацкий кивал, а потом, когда она замолчала, выдал вдруг такое, отчего у Татьяны словно помутилось в глазах:
– Это надо понимать, что у Элки появился очередной ё…? На молодых и симпатичных потянуло? А муж – хрен с ним! Побоку?!
– Прекрати! – в необъяснимой ярости выкрикнула она, чувствуя, что ее душит спазм. – Дурак бессовестный! Свинья! На себя посмотри, скотина!
Он оторопел.
– Эва-а… – протянул в растерянности. – Гляди, как далеко зашло-то… Ну извини-и… А ведь верно говорят, что у голодной куме только хер на уме. Надо же! – И быстро вышел из комнаты.
А несколько минут спустя, в течение которых Татьяна бессильно сидела на стуле, громко и страшно хлопнула входная дверь.
И Татьяна снова отчаянно зарыдала, вжимая кулаки в мокрые глаза и понимая, что вызван этот поток слез не хамством мужа, а ее собственной ненавистью и завистью к той суке, к которой он наверняка и ушел.
Ну ушел – и ушел! Может, оно и к лучшему…
Весь день телефон молчал.
Татьяна бесцельно слонялась по квартире. Пробовала смотреть телевизор, тут же выключала. Хотелось тишины. Наконец, когда стало уже смеркаться, раздался звонок. Это был Грязнов.
– Татьяна Кирилловна, а ведь мне придется сообщить вам неприятную новость… Сестра не звонила?
– Нет. А что – с ней что-нибудь?!
– Там-то все в порядке. Александр Борисович обнаружил-таки тело Силина. Со следами жесткого допроса. Как сказал судмедэксперт, недельной давности… Такие вот пирожки, дорогая моя. Примите соболезнования.
– А Элла – что?
– Переживает, естественно. Супруг ваш как?
– Не поняла.
– Ну я в том смысле, он как, делу помощник?
– Да какой, к черту? Извините, Вячеслав Иванович. Нету его уже. Укатил со своими проблемами.
– Ясненько. Ну тогда вы мне напишите заявление по поводу похорон, дам, сколько потребуется, дней и прочее. Будут трудности, звоните. Извините за беспокойство. А Элина должна тоже вот-вот подъехать.
– Вячеслав Иванович! – она воскликнула, будто испугалась, что Грязнов сейчас положит трубку и в доме опять воцарится мертвая тишина. – Простите… Я хотела спросить: известно уже, кто его так?
– Могу только предположить. Крутые ребята. Отморозки.
Шацкий маялся от невнятной тоски и вынужденного безделья. Лилька охотно приняла его: выходные были для нее пустыми днями. Его неожиданное появление – визит накануне был скорее традиционным, профилактическим, – да еще с дорожной сумкой в руках, с которой он обычно летал в командировки, подсказывало бывшей супруге, что Ванька наверняка сбег от сварливой милиционерки. И потому она, исключительно из застарелого чувства мести и когда-то ущемленного самолюбия, решила во всей полноте продемонстрировать незадачливому супругу, что он потерял, переметнувшись от нее к более молодой. И уж постаралась!
Представив на минутку предыдущее его посещение в качестве разминки перед длительным сафари или как легкий перекусон в «Макдоналдсе» перед пышным обедом в ресторане «Обломов», она устроила Шацкому такое пиршество, что он полностью отключился от всех своих служебных проблем. А его собственная месть жене показалась ему куда как сладкой. Так что, можно сказать, партнеры в своей яростной взаимной аргументации оказались вполне достойными друг друга…
Но – проходит ночь, наваливается закономерная усталость. И при ярком дневном свете лишенная макияжа стареющая кожа и явные морщинки при ближайшем рассмотрении делают страстное лицо подруги не столь привлекательным и возбуждающим, как давеча. А искусственно взбадривая себя, как бы насилуя желание, недолго дойти и до пресыщения, и уж тогда, как говорится, никакой подъемный кран не поможет. Лилька же, словно пожилая мадам из анекдота, вероятно, решила, что в последний раз, и та-акое вытворяла! Ха! Да кинуть все, забрать деньги и смыться к чертовой матери… подальше от всех!…
Из этого странного состояния – полубреда-полусна, перемежающегося вспышками окаянной страсти, – его, как ни странно, вывела сама Лилька. С некоторым пафосом она сообщила ему, что все его желания и даже капризы с лихвой перевыполнила, а теперь следовало бы и ему подумать о том, как наградить ее старания.
О гонораре, что ли, речь? Он сперва не понял, показалось – шутка. Нет, всерьез.
– И сколько ты хочешь? – спросил, изумляясь, как примитивно просто бывшая жена, а теперь любовница, которую он содержит, платя ей на фирме огромные деньги, превратилась в обыкновенную проститутку. Ну пусть не в самую обыкновенную, пусть в изысканную, с причудами, которой больше нечего бояться, да и терять, в сущности, нечего, но… ах, черт?