Просроченное завтра
Шрифт:
— Хочешь, не поеду? — выдал он опять против воли.
Полина передернула плечами.
— Да я бы сама с удовольствием поехала. Сто лет за городом не была, а уже и лето кончилось.
— Так поехали с нами! — предложил Макс и замер, вместе со стуком сердца.
— Так у меня ж спектакль. А так бы с радостью.
Сердце вновь забилось, пусть и не ровно.
— Когда на спектакль придешь? Я там тоже шалаву играю… — и начала играть: — Нечистой, да! Но знаешь, почему? Лишь потому, что я любила много тебя, — рука Полины легла Максу на плечо стопудовой палицей. — Мой Кесарь, мой орел державный. Я девочкой мечтала о тебе и прятала
Макс осторожно коснулся ее запястья и снял руку, но не отпустил, а потянул к двери.
— А гитара? — усмехнулась Полина.
Вот он и гитару забыл. Зато есть повод выпустить ее руку, не обидев, и пока его собственная не настолько влажная, чтобы оставить на свитере мокрый след. Он закинул за спину гитару, и оба медленно пошли по ступенькам вниз. Он ведь взял книжку Гумилева в библиотеке. И сейчас мозг отлично выдал ответ Юстиниана: «Есть поговорка старая, что, если подозревают женщину во лжи, всегда ее подозревают мало». Нет, Полина не могла такое сочинить. Она врет в другом — что хочет видеть подле себя его. Им просто по пути. Но ведь он не прошел бы мимо посторонней девушки, попавшей в передрягу, так почему же так хочется сказать Полине «нет»?
— Я поеду с тобой в понедельник, — согласился он, толкнув дверь, которую Полина оставила незапертой. — Только как бы ты во мне не разочаровалась.
Опять глаза близко, но еще и улыбка — саркастическая.
— Не разочаруюсь. Говорю же, образ просто с тебя списан: одинокий рыцарь печального образа.
Макс захлопнул дверь, а когда обернулся, Полина уже взялась за ручку своей двери.
— Хочешь чаю с печеньем? — спросила она бесцветным голосом.
Он молча потряс головой, потому что язык отказывался говорить «нет». Но нет, он не переступит порога ее комнаты. Он останется зрителем.
— Спокойной ночи, — наконец поборол он дурацкую немоту. — Мы в воскресенье вернемся. Еще сможем обсудить понедельник.
— Конечно, — улыбнулась Полина и затворила за собой дверь.
Макс пошел к своей комнате, но на пороге понял, что не разулся и снова забыл гитару. Он вернулся к дверям, надел тапочки и схватил чехол с такой злостью, что сам испугался за инструмент. Нет, гитара ни в чем не виновата. Виноват тот, кто не умеет ей зарабатывать деньги. Сестра сейчас принесет вдвое больше него. А что Аленка умеет — а ничего.
Глава 10 "Материнские наставления"
В электричке оба молчали, уткнувшись в газету с кроссвордом. Однако мысли не желали сосредотачиваться ни на словах по вертикали, ни на словах по горизонтали, и находили лишь одну точку соприкосновения — они решили не лгать матери. Ложь камнем свалилась с плеч, освободив место для новых проблем. Алена не могла выкинуть из головы слова Александра Сергеевича о том, что она понравилась Стасу. Деньги лежали в сумке. Она отдаст их матери, оставив себе лишь на проезд и немного на еду, о чем обязательно сообщит ему в понедельник. Пусть не думает, что ее вот так просто задобрить. Плавали, знаем цену подаркам.
А Макс думал о Полине. О том, что скорее всего повел себя на темной лестнице как-то не так. Не по-мужски. Досада на себя подстегивала, точно хлыстом, так что от станции он бежал резвым жеребцом, да и Алена не отставала, хотя тоже несла достаточно тяжелый рюкзак, накупив домой разных вкусностей — от колбасы твердого копчения до «ленинградского набора» пирожных. О деньгах сестры он старался не думать. Он заколачивал эти мысли подошвами в песок. Уснуть и проснуться в воскресенье вечером уже в своей комнате — вот о чем он сейчас мечтал. Ночью он спал от силы часа три — все думал о Полине и о том, что могло произойти, если бы не тот парень. Он настоящий герой… А вот сумел бы он сам броситься на помощь незнакомой девушке, понимая, что рискует жизнью? Или же не незнакомке, просто Полина нагло врет. От бессильной ярости Макс еще прибавил шагу, но даже на бегу и сонными глазами заметил Серегу. Алена же прошла мимо и даже не обернулась.
— Вы теперь и не здороваетесь?
Алена остановилась и уставилась в спину незнакомого ей человека. Неужели Серега так изменился за те полгода, что она его не видела? Она не приближалась к конюшне, со школы шла прямо домой и училась, училась, училась… Этот тощий с опухшим лицом человек некогда был самым симпатичным парнем среди конюхов. О чем думает мать? Его же надо спасать…
— Я его не узнала, — не своим голосом проговорила Алена. — Он просто ходячий труп. И он нас тоже не узнал, по ходу.
— Тебе его жалко? — спросил Макс и понял, что даже с сестрой говорит глупости. Она же его любила. Но сейчас на лице только растерянность. Ни капли боли и сожаления. Как быстро перегорает у баб.
— Конечно, жалко, но ты сам сказал забить.
Да, он так сказал. Только не из-за жестокости, а из-за боязни за сестру. Он не поверил, что Серега не пытался подсадить Алену, хотя ее вены и были чистыми.
— И ты забила?
— Да, — ответила Алена так же жестоко, как и он спросил. — У Сереги было все, и он сам от всего отказался. Мне его жалко по-человечески, но он лузер. Считаешь теперь, что я должна была стать его сиделкой?
Макс решил промолчать — он говорил, беги от него!
— Я звала его к врачу, но он сказал, что сам со всем справится. Вот пусть и справляется дальше. Два раза помощь не предлагают.
— Но ты его любила… — Макс не сумел поймать очередную глупость до того, как она сорвется с языка.
— Никогда я его не любила, — ответила Алена и прибавила шагу. — Мне было просто интересно, как это, и все. Не сомневаюсь, что и тебе тоже…
Она на два шага была впереди, и слова стелились за ней шлейфом, а он втаптывал их в пыль. Она пела совсем другую песню у него на груди. Когда же она лгала — тогда или сейчас?
— И что ты почувствуешь, если он умрет?
Алена не обернулась, но ответила, и слова пощечиной прошлись по щеке Макса.
— Ничего. Для меня он давно умер. Но я поплачу. По его матери. Вот ее мне жалко. Его же — ни на грамм.
А Максу было жалко. Жалко, что он вообще начал этот разговор. Пусть уж душа сестры остается потемками. Если она легла в постель к деревенскому парню ради интереса, то не ляжет ли она к городскому ради денег? А что ее остановит? Или кто? Только не он! Если она в шестнадцать не мечтала о любви, то ожидать от нее розовых свинок сейчас как-то глупо! Почему она собственно должна отличаться от тех, кто просто так оставался с ним на одну ночь и никогда не возвращался. Одна ему честно сказала — зачем общаться? Вдруг ты мне понравишься в разговоре, а в постели никак, а без секса никуда. Наверное, с ним и было никак. Или он подходил лишь для одной ночи, а встречались с теми, кто не только танцует, но и платит за танец. Но неужели Аленка такая же… Не может быть!