Просроченное завтра
Шрифт:
Алена проснулась с этой мыслью, и та не развеялась во время пробежки до метро. А разговор с матерью только утвердил ее в правильности решения. Они из другого мира, из деревни и коммунальных квартир — они не могут и не хотят видеть дальше собственного носа. Жизнь вот такая, какая она есть. И она не так уж и плоха. Намного лучше того, что было у нее до кофе с пенкой. Теперь, когда Стас ее поцелует, она ответит на поцелуй значительно лучше, хотя опыт у нее никакой. Серега даже близко не поцеловал ее так за целых два года редких, но все же полноценных встреч, как Станислав Витальевич умудрился сделать
В ожидании встречи сердце упругим мячиком прыгало со ступеньки на ступеньку подземного перехода. Дедушка Ленин обозревал просторы города, но никому не грозил пальцем. А если бы и грозил, то кроме бешено-стучащего сердца она никого сейчас не слушала. Стас, как вчера в джинсах и ветровке, стоял у подножия памятника, непрестанно крутя что-то в руках, в которых принцесса, затаившаяся в дальнем уголке сердца, мечтала б увидеть букет. Мечтать не вредно — Стас не тратит драгоценные секунды на общепринятые формальности, как не тратит и деньги на ненужные вещи. И вообще принцессе совестно вздыхать по цветам после такого количества подарков, которые она от него получила. Но она бы с удовольствием заменила цветы на поцелуй. Большой. Ну, прямо большущий… Но не получила ничего.
Стас заметил ее приближение и встретил протянутой заколкой — кожаный цветок с бисером и тиснеными листочками.
— Ты рвешь резинкой волосы. Это должно быть лучше. Хотя бы на сегодня. В переходе это было самое приличное.
Она не протянула руки. Даже не поздоровался — сразу перешел к делу. Что у нее в голове, его вообще не волнует. Главное, чтобы она не распускала волосы — расслабляться, детка, будешь с другими, не с ним. Это хуже пощечины. Много хуже. Хорошо, что она без косметики — не красилась, чтобы не возбудить в матери лишних подозрений, а пригодилось для сердечного приветствия. Станислав Витальевич в своем репертуаре. Он вернулся во взрослую жизнь, и можно с чистой совестью и тяжелым сердцем забыть о поцелуе «его младшего брата». Вот как все просто, а она врала Максу и убивалась над нижним бельем, которое ни своим присутствием, ни своим отсутствием не заинтересует Станислава Витальевича.
Стас протянул заколку еще настойчивее и пришлось взять, пробурчав слова благодарности. В карман не сунешь, только на волосы. Доволен? Наверное, ведь улыбка снова на пол-лица, но в ней ни на грамм того, что хотят видеть во взгляде мужчины женщины. Выходит, она не женщина. И будто в подтверждение, Стас предложил купить ей мороженое. Алена отказалась. Следующим пунктом будет приглашение в зоопарк. Наверное, вчера он целовал совсем не ее. А призрак Альбины. Это точно. Иначе бы не смог говорить о бывшей в обществе другой девушки с таким слоновьим спокойствием.
Неутешительные выводы позволили Алене покорно и спокойно вложить руку в протянутую ладонь. Припарковал машину он прямо у площади — никакой прогулки не намечалось.
— Ты здесь где-то рядом живешь? — поинтересовалась она скорее для зачина непринужденной беседы, чем из интереса.
— Нет. Просто это прямая дорога к домику Арины Родионовны.
И это он жаловался на отсутствие такта? Это у Александра Сергеевича такт напрочь отсутствует. Тот сказал бы — к тебе в деревню.
Стас щелкнул замком и открыл для попутчицы дверь. Именно ей Алена себя сейчас ощущала. Даже не желанной, а случайной попутчицей. Как же легко Стас вычеркнул из памяти посиделки на подоконнике. В салоне вновь нестерпимо пахло жареным тестом и мясом. Тяжелый дух перекрывал дынный аромат, хотя желтая красавица лежала прямо за ее креслом.
— Возьми один, пока с пылу с жару, — перегнулся к пакету Стас и вернулся с зажаристым пирожком. — Ну… Я одним уже позавтракал, а ты, уверен, не ела.
А вот и не угадал. Она ела. И даже с большим аппетитом в предвкушении встречи, а сейчас горло перекрыло комом обиды за рухнувший воздушный замок. Спасибо Станиславу Витальевичу за возвращение в пионерское детство — ни рукой, ни плечом не коснется. Так целый день и прошагают рука за руку на пионерском расстоянии на радость маме с бабушкой.
Стас заботливо завернул пирожок в салфетку и протянул ей. Надо теперь съесть и не подавиться. Особенно под музыку битлов. Если кто-то стреляется под музыку Стинга, то ей пора повеситься от слов «эврибади лет вэй хайер даун…» Как же она в детстве пропустила эту фразу? Или поняла буквально? Жирная двойка, которую влепил ей Александр Сергеевич, сейчас запылала на щеках по новой, но Стас, к счастью, либо не запомнил фразы, либо не сумел вычленить знакомые слова из остального текста. Да, в общем, он полностью забыл вчерашний день.
— Здесь минут сорок до вас, верно? — спросил Стас.
— Сейчас скорее всего да, а вот вечером будет часа два, а то и больше.
— А куда мы спешим? Можем вообще выехать ночью. Я вчера в театре замечательно выспался.
На мгновение он взглянул на нее и успел поймать едва погаснувший румянец от битловской песни. Теперь в голове Алены завертелась строчка из вчерашней оперетты: «Без женщин жить нельзя на свете, нет…» И без подколов. Или это намек? Пустое… Задумай он чего на вечер, обязательно поцеловал бы ее на виду у Ленина. Нет, Станислав Витальевич просто шутит. По-дурацки. Без такта. А обижаться — уже ее личный выбор. Это шутки Сашеньки без слез слушать нельзя. Да что б он провалился со своими блядями со Староневского! Зачем он это сказал? Зачем?!
Она смотрела в окно. Остался позади аэропорт. Почти забытый пейзаж — со смерти отца она не ездила домой на машине. Домой… Совершенно не хотелось называть деревню домом. Ее дом — бабушкина квартира в центре Питера. Вот ее дом. А не Гатчинский район Ленинградской области!
— Чем ты вообще занималась по выходным раньше? — спросил Стас, проезжая очередную деревушку в три дома.
— Раньше — это когда? Когда был жив отец, он брал нас каждые выходные в город. Макс таскался с ним по концертам, а я ходила в театры и музеи с бабушкой, а потом одна.
— Почему одна?
— Потому что в городе подружек не было, а у нас никому ничего не надо. Вообще. Я по черному завидовала Максу, когда он уехал учиться. И… — Алена поймала взглядом аккуратные часы Стаса, стрелки которых игриво светятся в темноте. — Спасибо, что взял меня на работу. Макс бы меня выгнал, а я не хочу сюда возвращаться даже в самом страшном сне. Не хочу…
— А как же няня Пушкина?
Только задор его вопроса не перелился в ее ответ:
— Она давно умерла, а я хочу жить. Не здесь.