Простая формальность
Шрифт:
— Я буду рада вам помочь чем могу, — сказала Синтия.
Интересно, подумала Мэрион, как обладательница такого певучего, невозмутимого голоса могла опрокинуть рождественскую елку?
— Так вот, я подумала — может быть, пообедаем вместе?
— С большим удовольствием.
— Мы будем вдвоем. И не надо говорить Клэю.
— Прекрасно. А где?
— Здесь, в ресторане. Я остановилась в отеле «Кар-лайль». Очень тихо, прилично.
— А, гак вы совсем рядом.
— Я всегда останавливаюсь в «Карлайле».
— Понятно.
— Сегодня в час. Годится?
— Да, конечно. Буду рада с вами познакомиться. — Похоже, она искренне рада. Опять Клэй наврал, что его жену не интересует его прошлое.
Сидя перед зеркалом, Мэрион наклонилась вперед, облокотившись на туалетный столик, как будто она уже была в ресторане. Потягивая виски, она обратилась к зеркалу:
— Синтия, дорогая, мне очень неприятно'это говорить, но у вас такой вид, будто вы на грани нервного срыва. Похоже, этот брак вам не на пользу.
Потому что Синтия наверняка будет выглядеть ужасно. Всякий, кто окажется во власти убийственной скрытой ярости Клэя, не сможет избежать разительной перемены к худшему.
Она представила себе крупную фигуру Синтии за столом: расстроенная, неприбранная женщина; волосы причесаны кое-как; одета в бесформенный свитер, к черной юбке пристал какой-то пух, в глазах смятение. Велфорд, насильственно пересаженный в Нью-Йорк, — и ощущение потери, проигрыша.
Они сидят некоторое время молча, пытаясь осознать, в чем они похожи и что их различает. Синтия опускает голову, уставясь в тарелку; прекрасно видно, как подкрашены ее волосы, которые отросли на целых три сантиметра и в которых проглядывает седина.
— По телефону я представляла вас совсем иначе, — замечает Мэрион небрежно.
— Да, по телефону можно подумать, что у меня все в порядке. — Она отводит глаза, пристыженная и испуганная. — Я так ужасно несчастна. Я пришла сюда потому, что подумала — вдруг вы мне поможете.
— Конечно. Охотно помогу.
— Я пытаюсь забыться. Я хожу и покупаю все подряд, пока не свалюсь с ног. Но это не помогает. Я вся окаменела, заледенела внутри, и мне страшно. Меня уже больше ничто не интересует.
— Это Клэй. Разве вы не понимаете? Это Клэй вас губит. Так же, как в свое время меня.
Большие глаза Синтии наполняются слезами. Никакой таинственности — одна покорность, как у коровы, которую ведут доить.
— Разрешите мне кое-что вам посоветовать, — произносит Мэрион, печально улыбнувшись.
Отлично! Именно так!
Мэрион зажгла сигарету и в задумчивости смотрела, как дымок повисает над бокалом. Ей нравилось лицо, глядящее на нее из зеркала, — интеллигентное, сдержанное. Смуглое, породистое, интересное. Упорядоченная жизнь, полное самообладание. Женщина с деньгами, которая знает, чего хочет, и покупает это.
Глава двадцатая
Синия положила трубку и быстро пошла в передние комнаты, едва удерживаясь, чтобы не запрыгать от радости.
Какое
Может быть, у них найдется и еще что-нибудь общее, кроме Клэя. Может, Мэрион расскажет о том, как она пишет, и о знаменитостях, с которыми общалась? Кто знает, может быть, они еще когда-нибудь подружатся?
Синтия взглянула на часы. Одиннадцать — значит, до ланча всего два часа. Прежде чем одеваться, надо заняться коробкой, которая стоит посреди холла. В ней была раковина с золочеными кранами в стиле модерн: она купила ее для главной ванной комнаты. Клэй требовал, чтобы она вернула ее в магазин, а Синтия хотела подержать ее пару месяцев в кладовой, пока не истечет срок возврата, и потом уже поставить Клэя перед фактом. К счастью, был четверг, выходной день Мишель. Синтия не хотела делать ее свидетельницей своих стычек с Клэем по поводу покупок — не из опасения, что Мишель примет его сторону, а потому, что хотела сохранить у прислуги иллюзию, будто та работает в доме, где нет финансовых проблем.
Хотя Клэй приказал Синтии прекратить делать покупки и на время оставить все как есть (и она понимала, что он прав), остановиться она не могла. Казалось, она одержима потребностью продолжать заниматься интерьером, выискивать в квартире и доводить до совершенства все новые и новые уголки. От одной мысли, что ее могут остановить, она преисполнялась все большей решимостью транжирить деньги. Возникавшее от этого чувство вины было еще недостаточно сильным, чтобы заставить ее остановиться, хотя заметно отравляло удовольствие.
В холл неторопливо вошла Бет в джинсах и прозрачной блузке. Ногти на ногах у нее были грязные, а шея какая-то серая.
— Хочешь? — Она протянула смятую сигарету с марихуаной.
— Нет. Да брось ты эту гадость. Послушай, только что звонила бывшая жена Клэя и пригласила меня на ланч.
— Ой-ой!
— Да, ой-ой. Помоги мне перенести эту коробку в кладовку при кухне, я хочу ее спрятать.
— Зачем? Что здесь?
— Раковина. Клэй не хочет, чтобы она у нас оставалась, а я хочу.
— Мама, как тебе не стыдно! — Затянувшись в последний раз, Бет Логасила сигарету и положила в металлическую коробочку, которую носила в кармане джинсов. Смеясь, она ухватила за один край тяжелую коробку. — Кот за порог — мышки в пляс!
— Ты про нас? Это мы мышки?
— А что тут плохого? Мышкам весело живется.
Толкать коробку было легче, чем пытаться ее поднять. Запыхавшись от натуги, они потащили коробку через покрытый ковром холл ко входу в кухню.