Шрифт:
— Леноша! Елена! Елена Владимировна! Шеф, блин горелый, но… очень вкусный! Ты в своем уме?
— Пока что да, мой Ромео! — с максимумом иронии в голосе пролепетала я.
Этот Ромка несносен! Мало того, что соблазнил свою шефиню, то бишь меня, на целых пять лет старше него, так еще и пытается диктовать мне условия научного эксперимента! Моего эксперимента!.. Ну ладно, нашего! Но кто в этом доме хозяин?..
— Куда ты лезешь? Это я должен! — все еще пытался он сопротивляться. Но я-то предвидела результат.
— Мужчина должен защищать свою женщину, — насколько могла обаятельно напомнила я. — Ты и будешь защищать меня. Я очень надеюсь на тебя, Рома…
Я знала, что против этого аргумента
Ах, мужчины, как вы наивны…
Заледеневшие деревья тихо позвякивали и потрескивали голыми ветвями. Недавно прошел «ледяной» дождь. Должно быть холодно, но я этого не ощущала… не ощущал… На склеротических узловатых пальцах корней, вцепившихся в мерзлую почву, скрючилось мертвое тело мужчины средних лет с размашисто перерезанным горлом. Казалось, будто у него рот на горло сполз и безумно смеется. Никогда не уважал «черный юмор». А кто я? Ворона на ветвях? Или воробей?.. И вдруг стало ясно: я — последняя горькая усмешка, вырвавшаяся из уже безмолвно хохочущего горла. Я — его дух. Потому и не реагируют ветви на мое присутствие, ибо бесплотен. Но не бесчувствен! И вижу, и слышу, и обоняю, и температуру воздуха знаю — минус десять по Цельсию. Только холодно мне не от температуры, а от жалости к тому, кто потерял меня. И к тем, кто потерял его…
Убийца ушел недалеко. Пробирался, довольный собой, по горной тропе, начинавшейся метрах в ста от лощинки, где остался труп. Шел, приплясывая, благо тропа была хорошо знакома. Я ощущал его ликование, как птица — восходящие потоки воздуха, но мне оказался очень неприятен всплеск таких эмоций. Возможно, потому что недавно я был духом убитого? Не без того, но я знал, что дело не только и не столько в этом. Эти чувства были чужды мне, не находя отклика среди множества моих собственных частот. Но не воспринимать их я не мог, ибо воспринимал все.
Например, я чувствовал, как в тревоге сжимается сердце девушки, из-за которой меня (его?) убили. Она ничего не знала точно (если б знала — вмешалась бы), но чуяла недоброе. Я попробовал накрыть ее золотым дождем своей любви — она даже улыбнулась, вспомнив о светлых наших минутах, но ненадолго — тревога пересилила. Сам я и был источником ее тревоги — от меня к ней тянулся серебряный лучик, постепенно темнеющий.
Чуял я, что и мама тоскливо поглядывает на дорогу, и холодный озноб временами изнутри пробегает по ее спине.
— Эй! — попытался я предупредить убийцу, который занес танцующую ногу над покрытой каменной крошкой ледышкой.
Но он не услышал меня. Дух был глух. Потому что на других частотах работал. С ограниченным доступом к информации.
Расплата была штрих-пунктирной: шмяк об камень — точка, полет в пропасть — тире, шмяк о скалы внизу — точка… И окончательное для него тире — можно читать и как минус.
А я обнаружил рядом брата по информационно-волновой жизни. Ошеломленного неожиданным освобождением и еще не сориентировавшегося в пространстве бытия.
Мне пришлось срочно принять образ его недавно поверженного врага-соперника.
— Ты? — удивился он, рефлекторно принимая свой, пару мгновений назад живой облик. При этом, разумеется, никто из живых нас наблюдать не мог — не по Сеньке шапка.
— Я… — изобразил я усмешку, не растеряв еще человеческих умений. Впрочем, дух ничего не теряет. Архив бытия, так сказать.
— Живой? — разочарованно удивился он.
— Скорее, бессмертный, — хмыкнул я вполне по-человечески.
Он внимательно посмотрел на меня, потом — на мой труп, следом с опаской — на свой, живописно раздрызганный на дне пропасти.
— Стало быть, — наконец, осознал он, — я теперь тоже… бессмертный. Тогда на хрена было все это? — повел он виртуальной головой в сторону оставленного мира, который временами
Он помолчал и кивнул сам себе, поняв, на хрена…
— А вот тут, Леноша, ты, мне кажется, неправа, — донесся до меня голос Ромы.
Какая, к черту, Леноша? Я же… А ведь он прав! Из наблюдаемой реальности начала фокусироваться молодая женщина на лежанке. Вроде бы она была голой, но всякого рода датчики, как прикрепленные к телу, так и нависающие над ним настолько густо занимали пространство вокруг, что ее вполне можно было назвать и одетой.
И мой дух осознал, что ему подопечен не только парень, чей труп лежит сейчас на корнях дерева, но и эта женщина, которая вполне жива. А как только осознал, все и вспомнил (вспомнила?): и эксперимент по гипнорегрессии, и свою роль регрессируемой в нем, и то, что Рома как ведущий эксперимент вполне имел право и даже был обязан общаться с духом. Нет, он общался со мной, находящейся в состоянии наведенного гипноза, но я-то из этого состояния знала, с кем он общается, на самом деле. Или не на самом деле? На этот вопрос и должен был ответить эксперимент. Гипнорегрессия — это соприкосновение с реальным прошлым или психическое воплощение желаемого или предполагаемого? Или даже продиктованного гипнотизером?
Когда гипнотизирует человек, можно внушить что угодно, но если гипнотизер — кибернетическая система, не имеющая информации о том, что может произойти, то и внушать нечего. Что уж в психике возникло, то ей и принадлежит. Отдельный вопрос — откуда оно там взялось?
— В чем я не права, Ромео?
Я так называла его, когда хотела поиздеваться. Не злобы ради, а чтобы поставить на место.
— А в том, что «никто из живых нас наблюдать не мог». Я же наблюдаю все, что с тобой происходит. Вернее, с той структурой, которую ты называешь духом.
— Ученый, а такие глупости говоришь, — пожурила я коллегу. — Ты видишь и слышишь то, что техника перевела в доступный тебе диапазон, то, что способен воспринимать, плюс адаптированное к твоему восприятию то, что доступно технике. А ей доступно очень немногое. Я в полной мере поняла это только сейчас.
— Но каким-то образом этот дух-многостаночник общается с твоей душой, находящейся в твоем теле! Если бы ее там не было, ты умерла бы! Да и аппаратура считывает информацию с тебя.
— Да, он со мной общается, но не я с ним, — подтвердила я свои ощущения. — У него больше для этого возможностей и умения. Широта спектра доступных частот не отвергает узкой полосы для общения с живой душой. С душой, пребывающей в живом теле. Кстати, аппаратура считывает информацию из пространства. Часть коего занимаю я.