Прости меня луна
Шрифт:
— Потому и позвал тебя, а не настоящую служанку. Та не донесет, уронит. А тут дело важное. Куда потянулась открывать? Смерти моей хочешь?
Куница поджала губы. Коробка хоть и была величиной с два кулака, весила словно ведро воды.
— Ты когда-нибудь видела ловушку для бахриманов? Нет? Ну да, молода еще. Их, считай, лет пятнадцать как уничтожили. У тебя в руках раритет.
— Уничтожили, когда Петр Пигеон в Лабиринты попал? Тогда не пятнадцать, а двенадцать лет.
— Умная, да? Сюда смотри. Видишь прорезь? Когда в комнату леди Стефании принесешь, на эту прорезь нажмешь. Убедись, что откинулась
— А что там внутри?
— Магическая пирамидка. Ее конец серебром отливает. Вытаскивать из коробки не надо. Поставишь на стол и уйдешь.
— А вдруг догадается? Что тогда прикажете делать? Уничтожить противника?
— Ты лучше бастионы свои береги. Уничтожать она собралась.
Девушка смутилась. Это стало заметно по пятнам на ее лице. Но взгляд продолжала держать твердо.
— А для чего нам цветы? В корзину коробку засунешь, ими прикроешь. Делов-то. Сам бы пошел или Соболя вызвал. А чего вдруг побледнела? Ну-ка, выкладывай! Никак, наш красавчик покушается на твои бастионы?
— Мы держим оборону, — буркнула Куница.
— Так это ты ему полморды расквасила? Ну, молодца! Еще никому не удавалось уделать Соболя, а ты…
— Служу Отечеству!
— Все, Куница, иди. Больно голос у тебя громкий. Теперь в ушах звенит. Да смотри, коробку только в покоях леди Стефании открой. Не вздумай ранее. А то уничтожишь всех бахриманов в радиусе километра.
— А как же Его Величество Петр с сыновьями?
— Не твоя забота. Иди.
Стефания не находила себе места. Прошло три дня, как она отправила Захера в Южную Лорию, а от него ни слуху ни духу. Правда, для начала попросила наведаться в имение князя Вышегородского, поскольку Луна из гостиницы съехала и где теперь пребывала, оставалось неизвестным. А в замке у тетушек короля всего лишь нужно было прибрать за собой. И как ладно все складывалось — Шарлотта и Карлетта не помешают, как раз сейчас они тряслись в карете, миновав аж три королевства, и, конечно, понятия не имели, что творится в их замке.
«После свадьбы вообще ничего не будет иметь значения. Прищучу ублюдка Эдуарда, освобожу трон для Генриха. А уж он для меня расстарается. «Прощу все шалости». А Шарло и Карли сами виноваты. Я предлагала им дракона, а они высоты, видите ли, боятся. Наверно скоро объявятся. Про Дака, не дуры, промолчат. Сами оплошали. Надо будет к ним Рейвена приставить, чтобы развлекал да ухо востро держал».
По мнению Стеф, Захеру предстояла плевая работа: тела Солнца и ее дочери незаметно вынести, а лучше вовсе сбросить в овраг прямо из окон башни. Мутная вода кого хочешь спрячет. А если даже всплывут, кто докажет, что беглецы жили в замке? Мало ли какое отребье вокруг ошивается. И служанку, что тайно за ними присматривала, следовало бы упокоить, если она тоже на пирожные не польстилась, что было бы выгодным вариантом. Смерть — лучшее средство заткнуть любой рот.
Идея с пирожными пришла как-то сама. Что девчонка, что ее мать не были искушены тортами. У них в Лабиринтах все больше пирогами баловались. А тут крем, яркие цветочки. В королевской пекарне и не на такую красоту способны. Знали бы, для какого дела стараются. И подсыпанный яд вовсе не испортил внешнего вида, только шоколадная глазурь слегка потемнела. Но кто будет всматриваться? Тут один запах заставляет течь слюни.
— Ну почему же он задерживается?!
— Разрешите? Вам Его Высочество цветы прислать изволили.
— Поставь на стол. Да не на тот, дуреха. У камина. И чего ты там возишься?
— Цветы расправляю, — пискнула напуганная служанка. — Помялись слегонька.
— Слегонька… Дай я сама.
— Ой, я бутон нечаянно обломила, — служанка уронила на пол роскошную лилию. Затряслась от страха, попятилась от нахмурившейся невесты наследника и стукнулась головой о каминную доску. Качнулся трехрогий подсвечник. Неловкая девка вроде бы и кинулась удержать, но сделала еще хуже — выбила вон горящую свечу. Запахло паленой шерстью.
— Ох, мамочки! — завизжала служанка, хватая с кресла чадящее покрывало, и кинулась вон.
Раздосадованная Стефания вылетела следом. Ткнула кулаком в живот одному из стражников и прошипела:
— Больше никого не впускать! Не выполнишь, сама кнутом угощу. И девку ту дурную до смерти запорю. Надоели!
Пахло гарью, отчего пришлось открыть окно. Холодный воздух быстро проветрил комнату. Даже вернулось настроение.
— Куда он денется от меня?
«Никуда я не денусь», — мысленно произнес Захер и шагнул в открытый портал. Стоящая у окна Стефания и не заметила, как ярко вспыхнула магическая ловушка, превращая бахримана в пыль. Та, подхваченная сквозняком, понеслась по полу, забилась в ворсинки ковра и под мебель, что в изобилии украшала покои.
Присланная через час служанка тщательно вымела грязь и до скрипа отмыла полы.
Стефания, что в это время нехотя жевала гусиное мясо, сдобренное соусом из кислых ягод, так и не узнала, какие дурные вести нес ей несчастный мальчик, который так и не понял, что такое настоящая любовь женщины и матери.
— Рассказывай, — принц Александр — молодой отец трех детей и весьма миролюбивый человек, на этот раз был особо хмур.
— Ничегошеньки не знаю! — вертела головой испуганная Даурья — служанка, которой леди Стефания платила весьма щедро. И вовсе не для того, чтобы она распахивала рот. — Видеть не видела, слышать не слышала!
— Врет она, — дородная повариха прикладывала кухонное полотенце к покрасневшим глазам. Ей было жалко старых леди. Госпожа Карлетта так и вовсе была щедра, позволяла донашивать свои платья. Правда, были они все в пятнах и не очень приятно пахли, но у поварихи руки не отсохнут, если она как следует их выстирает, а после перекроит. Ткань-то хорошая, по два золотых за отрез. — Я сама видела, как она в башню еду таскала. Вы ее отца потрясите, он расскажет, на сколько караваев хлеба ему приходится тесто ставить. Вот и выйдет излишек, который вроде и испекли, а куда делся неизвестно.
— Только отца не трогайте! Он у меня хворый! — Даурья в мольбе сложила руки. — Все расскажу как на духу. Женщина эта появилась в башне неизвестно откуда. При ней еще маленькая девочка была. Хорошенькая такая, чернявая. Видать, папка у нее такой был, потому как сама Солнце, так ее леди Стефания называла, светловолосая.
— Ты не о том рассказываешь. Меня интересует, кто испек пирожные?
— Не я! Кем хочешь, ой, простите, кем хотите поклянусь. Хоть здоровьем моего отца. А это святое.