Прости меня…
Шрифт:
На город падает вечный снег. Белым, ослепительно свежим делая каждый самый незаметный раньше предмет, каждую веточку среди миллиона веточек. Люди не встряхивают шапки, воротники, плечи, несут как подарок нежный привет молодой зимы. Голоса тонут в мягком и пушистом…
Я выбрал понятную только мне, последнюю мою прощальную дорогу. Машина тихо несла меня по тем улицам, где незаметно поселилось что-то такое несказанное, такое, с чем не проститься никак нельзя.
Вот нарядный трамвай в напяленной по самые глаза мохнатой белой шапке медленно пробирается по колени в снегу, ворчит незлобиво.
Помнишь Ладу? Помнишь, как вез меня без билета,
Вот эстакада. В гулком падении, в льдистом воздухе затерялся где-то напуганный тихий смех Лады. Прощай…
Вот…
Я брел по нему, как странник, по давней заветной своей дорожке. Серый каменный дом. Ее дом. Снеговые клены в маленьком сквере. Чугунная старинная ограда, нескончаемый плавный полет снежинок, тишина. Все тут.
Я вошел в пустующий сквер. Два маленьких румяных человечка непонятного пола, в оранжевых комбинезошках лепили незамысловатую снежную бабу.
Я тоже загреб ладонями сверкающий душистый снег и начал сам лепить снеговичка.
Для нее.
— Ой какой! — сказал один оранжевый человечек. Они оба с мокрыми носами облокотились на мои плечи.
Другой сказал:
— Ты лепишь для маленькой девочки?
— Ага, для нее.
— Как тебя зовут?
— Дед Мороз.
— А где борода?
— К Новому году вырастет…
Я сделал снеговичку руки — смешные прутики, нос, глаза, колючий хохол на макушке, спрятал его, холодного, за пазуху, в пальто и…
Лада взяла мой подарок осторожно, смеясь унесла в комнату и посадила на большую тарелку.
Она ласкала меня своими ресницами. Она была рада мне , я видел. И первый раз я увидел, как живет моя Лада. Круглый стол посредине комнаты, поношенный шкаф для одежды, высокий старинный буфет с резными стеклянными дверцами, шкаф для книг, две металлические кровати, все тут.
— Не сердитесь на меня, пожалуйста. Я виновата.
Мне так не хотелось ничего спрашивать и выяснять. Я устал, и я понял — боюсь. Мне бы только побыть рядом…
— Он в армии, — сказала добрая жестокая Лада. — Не сердитесь на него.
— Стоит ли говорить о нем? И почему я должен сердиться?
— Не сердитесь. У него никого и ничего нет, — сказала она очень тихо.
«Кроме тебя!» — хотелось крикнуть мне.
— Да, конечно, у меня зато все есть… Машина, квартира, магнитофон, сберкнижка…. Ну что там еще бывает?
— Не надо, милый, так. Не надо, пожалуйста…
Она сказала «милый».
— Ты мне пиши, обязательно пиши. Он мне тоже пишет. Он смешной… Хочешь, я тебе покажу?
Кажется, я машинально кивнул. Она встала, прошла близко от меня, до боли близко, нежная, смуглая, взяла в каком-то своем тайничке листок школьной тетради и подала мне.
Память у меня хорошая. Вот они:
Солнцем разогрета Галька-цересыпка. Ходит в море где-то Золотая рыбка. Если попадется Эта рыбка в сети, Вам легко дается Все тогда на свете. Любая награда За ее свободу! Только рыбку надо Бросить в пену-воду…Я читал. Она смотрела на меня, словно говорила: «Вот видишь, какие стихи… Разве я могла иначе?..»
Или я хотел это услышать? Прячет рыбью стаю Синева-причуда. Если я поймаю Золотое чудо, В глубину-прохладу Брошу, не обижу. Может быть, в награду Я тебя увижу…Мой снеговик вдруг незаметно съежился на тарелке. Серые струйки потекли по его нелепой, смешной макушке.
Скажут: — Непонятно! Глупая ошибка!.. Приплывет обратно, Удивляясь, рыбка. Но отдам я снова Золотую рыбку За родное слово, За твою улыбку…В тарелке была синяя лужа. Мой мокрый, забытый. Снеговик отражался в ней.
В море гонит ветер Солнечную зыбку. Только я не встретил Золотую рыбку…Нежные волны плескали в ресницах. Синие, синие, теплые, несбыточные заморские дали светились в маленьком добром сердце, а в моем кто-то скалывал неосторожно хрустящую наледь.
Ничего, старина. Хуже не будет. Видишь, какая модная выходит история. Молодого, поэтичного, бедного юношу хотел обскакать состоятельный, перезрелый, коварный… Так ему и надо! Кати себе дальше.
Смешные руки-прутики упали в натаявшую воду.
Плачет мой снежный человечек ледяными слезами.
Тетрадь вторая
Новый свет
1
Меня спрашивают: вернусь ли я когда-нибудь в Антарктиду еще раз? Говорят: она притягивает людей. Голая пустыня, вечная зима, лютый морозильник, вечный лед. Но стали почти легендами рассказы о том, как человек сначала боится жуткой равнины, устает, клянется больше не возвращаться и потом едет: один, другой, третий раз.
Говорят, лед имеет какую-то магическую силу. Неправда. Лед как лед. И не в нем секрет. По-моему, отгадка в другом. Антарктида страшна своей враждебностью к человеку. Но создает она такие необычные, такие крепкие условия для настоящей жизни человека, в которые попадает он только на переднем крае своих дел.
Романтика приключений? Трудностей? Побед? Ерунда! Я не о том. Весь ритм жизни, сна, развлечений, питания людей, — все направлено к одной главной, крепко связывающей цели. Таланты, знания, силы, даже слабости людей слиты воедино в одной большой задаче. Земной человеческий быт складывается по-особому. Никто не думает, как ему одеть и напитать себя. Об этом заботятся очень талантливые люди, полноправные участники общей Главной задачи.