Прости, я тебя не ждал
Шрифт:
Ноги широко разведены в стороны и между ними вольготно устроился Ярский, юбка задралась, открывая вид на мои белые хлопчатобумажные трусики. Мгновение и футболка ползет вверх, оголяя живот и дальше, пока ему не стала видна моя грудь в плену самого обычного белого бюстгалтера. Я не поспевала за развитием событий, а только упивалась крышесносными ощущениями близости и непередаваемой чувственностью момента.
Чашки моего белья медленно поползли вниз, бесстыдно представляя его взору мои перевозбужденные соски. И тут же горячая ласка умелых пальцев, такая томительная и такая искушающая. Он нежно огладил полушария моих девочек, при этом смотря прямо мне в глаза и
Моя голова откинута назад, а тело бесстыдно предоставлено в полное его распоряжение, и он не медлит более. Свободная рука, не занятая лаской моей груди, спускается вниз, оглаживая кожу живота, затем касается колена и движется вниз, подхватывает ногу за лодыжку, поднимает и ставит ступней на поверхность того, где я сижу.
И все, я почти вся раскрытая перед ним. Тонкая преграда трусиков уже не в счет. Она, скорее, не скрывает, а только выдает с головой мое возбуждение. Я чувствую, как сильно моя киска увлажнилась от его порочных прикосновений. И я хочу еще! Больше! Пока не испробую все до конца!
Его рука скользит по внешней стороне моего бедра, проходится в миллиметре от края трусиков, раздразнивая и совращая отдать ему всю себя. И он все кружит и кружит вокруг пульсирующего бугорка клитора, но не дотрагивается, а только ласкает рядом, высекая из меня стоны нетерпения.
— Стас, — вырывается из меня шепот мольбы.
— Рано, — слышу я полустон-полурык. И его губы накрывают вторую вершинку груди, а меня выгибает в его руках. Я готова молить. Неужели он этого и добивается?
И, наконец-то, его пальцы подныривают под мокрую ткань моего белья, растирают скопившуюся влагу. Томно, не спеша, едва касаясь набухшей нежной кожи нижних губок. Его рот возвращается к моим губам, по пути прикусывая кожу шеи и подбородка. Глубокий страстный поцелуй и его большой палец касается моего клитора. Громкий протяжный стон помимо воли вырывается из моего горла. Я на грани помешательства! Это слишком прекрасно, это слишком для одной меня!
Я вся горю, а один его палец проскальзывает в мою девственную дырочку и начинает поступательно натирать вход. Он трахает меня рукой, стимулируя одновременно, и клитор, и вход в меня, поцелуй углубляется, а я вся, медленно но верно, разбиваюсь осколками подступающего оргазма. Первая волна прошивает низ живота, затем вторая и еще-еще, пока между моих ног не взрывается фейерверк небывалого экстаза.
Святой Космос, я кончила от его рук! Я обожаю эти руки, я боготворю их!
Когда вспышки наслаждения стихли, а туман сладострастия начал рассеиваться, я вдруг осознала все бесстыдство ситуации. Ведь рука Ярского до сих пор скользила у меня между ног, успокаивая подрагивающие складочки. Я простонала и спрятала пылающее от стыда лицо в сгибе его шеи.
— Не помогло, — со вздохом и очень хрипло проговорил Стас, — теперь ты, конечно, не плачешь, но дико смущаешься, а это еще хуже, малышка. Между нами не произошло ничего постыдного, чтобы тебе было необходимо краснеть, — а потом отклонился и заглянул в мои глаза, — ты поняла меня?
— Да, — только и кивнула я, принимая очередной легкий поцелуй в губы.
— Давай, беги, приведи себя в порядок, встретимся здесь же через пять минут, — и кивнул на ближайшую к нам дверь.
— Спасибо, — спрыгнула на пол, кое
Вошла в уборную, закрыла за собой дверь и привалилась к ней, закрывая лицо ладонями и беззвучно смеясь. Все, Рада, назад дороги больше нет.
Глава 46
Ужин получился просто чудесный. Мы пили какое-то дорогущее белое вино и ели морепродукты, неспешно переговариваясь обо всем на свете. Странно, я хотела знать о Ярском все, но сам он не выспрашивал о моем прошлом, наверное, решила я, он и так давно все уже знает, вплоть до мельчайших подробностей.
— Расскажешь откуда у тебя шрамы? — решилась задать так давно интересующий меня вопрос.
— Это не умилительная история, Рада. В ней слишком много грязи. Уверена, что хочешь ее услышать?
— Уверенна, — упрямо кивнула я. Что я ужасов не видела в своей долгой земной жизни?
— Аня не родная сестра мне, а сводная. Мама вышла за моего отчима, когда мне было одиннадцать. Новый папаша не знал обо мне целых четыре года, мать прятала меня у бабки, скрывая от нового ухажера мое существование. Он был богат и очарован молодой подругой, нельзя было допустить, чтобы ошибка молодости в моем лице расстроила ее далекоидущие матримониальные планы на счастливую жизнь.
Но кота в мешке не утаишь. Мой отчим прознал о моем существовании и вплотную взялся за мое воспитание. Методы у него были не сказать, что гуманные. Когда мне было шестнадцать, подруга моей сестры обвинила в меня в домогательствах из-за того, что я не внял к ее благосклонности. В итоге папаня мой лишился важного делового партнера, а меня решил научить уму разуму. Ему было мало просто выпороть меня или еще что-то в этом роде. В тот вечер он пил крепкий алкоголь прямо из горла, а потом розочкой от разбитой бутылки сделал это. Конец.
— Господи Боже, Стас! Но почему твоя мама не вступилась за тебя? — я была в ужасе.
— Не знаю. Может потому, что любила деньги сильнее, чем собственного сына и боялась злить неиссякаемый источник ее благосостояния. А может потому, что сама опасалась за свою жизнь. В больнице меня зашили, а потом определили в детскую психиатрию. Отчим всех уверил, что я сам себя изуродовал из-за несчастной любви.
— Где они сейчас? — все еще пребывая в шоке, спросила я.
— Отчим застрелился, когда я, семь лет тому назад, отжал у него его бизнес, мать умерла в родах, когда мне было восемнадцать. Мы с Аней остались одни друг у друга. А теперь у меня есть ты, — всю свою речь Стас говорил так сухо и безэмоционально, будто напротив меня сидел не живой человек, а робот. И я поняла, что он просто отбросил всю чернь своего прошлого и решил жить дальше, не зацикливаясь на плохом. И был совершенно прав. Наверное, и я когда-то тоже так смогу.
— А сколько тебе лет? — стыдобища, я до сих пор этого не знала.
На этот мой вопрос Стас громко заливисто рассмеялся и этот смех вновь вызвал в моем теле всполохи разноцветных искр сладострастия. Не мужик, а ходячее искушение!
— Да уж, не с того мы начала, Рада. Ну что же, мне в конце декабря исполнится тридцать девять. Большой дядя.
— Милан был прав, — пробормотала я, приподнимая удивленно брови.
— В чем? — без особого интереса спросил Ярский.
— В том, что ты вполне мог бы быть мне отцом, — выдала я, не подумав, а потом и вовсе выпучила глаза, ошалело уставившись на Стаса. Во я даю! А тот только опять захохотал в голос, и я не удержалась, присоединяясь к его веселью.