Простите меня! (Сборник)
Шрифт:
Примерно за неделю до Олиного отъезда я не выдержала и устроила ей разнос. Пришла днем из института, Оля на диване в позе покойницы, умершей в счастливую минуту: лежит на спине, глаза в потолок, блаженная гримаса. Магнитофон стенает: «Мы с тобо-ой два берега у одно-ой реки…»
«Покойница» повернула ко мне голову и слабо спросила:
— Настя, ты пришла?
— Нет, мой призрак прибыл. Чтобы спросить: у тебя совесть есть?
— Что?
— Валяешься на диване, а в раковине гора немытой посуды. Барыня? Мы обязаны тебя обслуживать? Хорошо устроилась. Можно подумать, что ты не из Петрозаводска прибыла, а прямо из Вестминстерского
— А?
— Два! Сядь, когда с тобой разговаривают!
Оля опустила ноги на пол. Смотрела на меня недоуменно, точно я говорю о чем-то отношения к ней не имеющем, вроде движения планет.
— Никогда не приходило в голову, — зло спросила я, — что если ты живешь у людей, то неплохо было бы по мелочи отблагодарить за гостеприимство? Пропылесосить полы, окна помыть, в магазин сходить, ужин приготовить?
Моя сестра, Олина подруга, так и поступала, когда приезжала. После визитов кузины наша квартира сверкала. Хотя мы всячески журили Машу — лучше бы в музей сходила, — в глубине души были очень ей благодарны.
Про музеи я и вспомнила, распекая Олю.
— Можно понять, если бы в музеях ты свой культурный уровень повышала. Который не выше плинтуса, — не без ехидства подчеркнула я. — Но ты целыми днями проминаешь диван. Мечтаешь! Грезишь о занюханном курсанте!
— Ты про моего Лешу?
— Эпитет «занюханный» отменяется. Извини, забудь.
— Настя, что мне надо сделать?
— По пунктам, доходчиво, для особо умных, читай — тупоголовых.
— Что читай? Я книжки не очень люблю.
— Заметно. Итак, по пунктам. Первое. Мой за собой посуду и выбрасывай в мусор ватные тампоны, которыми макияж смываешь. Каждое утро в ванной груда этой мерзости. Почему мы должны за тобой убирать? Второе. Перед уходом складывай свое белье в чемодан, а не разбрасывай по стульям. Лицезреть твое исподнее никакого удовольствия.
— Я так волнуюсь перед встречей с Лешей.
— Не оправдание. Твоя мавританская страсть еще не повод нам с мамой твои трусы и лифчики собирать.
— Но ведь у вас нет мужчин, твой папа умер.
У меня перехватило дыхание. Идиотка Оля смерть моего отца рассматривает как индульгенцию на женское неряшество.
— Ой, Настя! Ты чего покраснела?
Несколько минут назад я мысленно подбирала слова, чтобы деликатно сказать Оле по поводу пользования моими нарядами, но тут отбросила хорошие манеры.
— Последнее и главное! Я тебе больше не разрешаю брать мою одежду! Поняла? Тебя к элементарному не приучили — носила чужую вещь, верни выстиранной, а не воняющей твоим пролетарским потом.
— Но у вас стиральная машина автоматическая.
— Наша машина не про тебя куплена. Голубые джинсы! Новенькие, я их берегла. А ты вчера напялила, теперь они в зелени. Леша тебя по траве кувыркал? Иди ты со своим Лешей, со своей любовью знаешь куда?
Новые, испорченные джинсы были главной причиной моего гнева. Но и оправдание имелось: тогда, пятнадцать лет назад, мы жили на мою стипендию и маленькую мамину зарплату. За стильные джинсы можно было душу дьяволу продать. И Оле я выдала, во-первых, что она заслуживала, во-вторых, что заслуживала, но в «культурном» состоянии духа мною не было бы озвучено, плюс, в-третьих, совершенно лишние проклятия ее родителям и всем предыдущим предкам, не сумевшим привить Оле разумные правила чистоплотности и общежития.
— Если бы не моя сестра Маша, я показала бы тебе на порог! — орала я.
— А что на пороге? — спросила Оля, заглядывая в прихожую.
Свет не видывал такой дуры. Как Маша с ней дружит?
Двоюродная сестра была бы мне роднее всех родных, даже будь они в наличии. Машку я обожаю с пеленок, она мой кумир, недостижимый идеал, моя радость и мечта. Постоянная мечта об общении как желании счастья. Мы редко видимся, но подолгу, на каникулах, и практически не ссоримся, хотя дружбу с другими девочками я выдерживала не более трех дней. Они становились скучными, о чем я прямо заявляла. С Машей не скучно, потому что ласковое солнышко никогда не надоедает. Утром проснешься — и хочется солнышка.
Напуганная приступом моего бешенства, Оля отправилась мыть посуду. И кокнула мамину любимую чашку, папин подарок. Я онемела. Слова кончились. В глаз ей, что ли, заехать? Но девица на голову меня выше и значительно крупнее.
Мою немоту Оля восприняла как извинение или отступление. Или — как нечто иное, черт разобрал бы, что творилось в голове этой влюбленной дурынды. Но она попросила:
— Настя, можно я в последний раз возьму твою красную блузку? Леша говорит, блузка мне очень идет.
Непробиваема! Можно не терзаться интеллигентски, что наговорила человеку пакостей. С гуся вода. Она ничего и никого, кроме дорогого Леши, не воспринимает.
— Бери, — позволила я. — Последний раз.
Вечером у меня сердце кровью обливалось, когда мама складывала черепки, прикидывая, можно ли склеить чашку.
— Ольга разбила, — донесла я. — В кои веки заставила посуду вымыть, она удружила.
— Тебя просили оставить Олю в покое, — упрекнула мама.
— Хорошенькое дело! Я же и виновата в том, что у непутехи руки не из того места растут.
Далее мама сказала совершенно удивительное:
— Не надо завидовать Оле.
— Кто завидует? Я?
Мама махнула рукой, как она делала всякий раз, когда считала спор бесполезным, и мне следовало дойти до истины своим умом.
Завидовать Ольге мне казалось верхом абсурда. Я не старая дева и не обижена мужским вниманием. У меня свой роман, достойный и приятный. Моему парню, Борису, курсант Леша в подметки не годится, с какой стороны ни посмотри: ни внешне, ни образовательно. Конечно, нам с Борей любовь мозги не отшибла. Мы с удовольствием встречаемся, но не воем от тоски, когда расстаемся. Нам интересно и хорошо вместе, мы скучаем друг по другу. Но вполне можем провести студенческие каникулы в разных местах — я на море, он — в походе. И отлично отдохнуть, без ежесекундных терзаний: ах, где моя любовь, почему не со мной? Да потому, что каждый человек обладает индивидуальностью, которую следует беречь, а не растворять до остатка в избраннике. Какая у Оли индивидуальность? Микроскопическая. То ли дело я! Без ложной скромности. Большой круг интересов: годовой абонемент в бассейн и два абонемента в консерваторию, научный студенческий кружок, ни одной достойной художественной выставки не пропускаю или премьеры в театре (у моей подруги мама — билетер). У меня день занят от рассвета до заката интересными и полезными делами. Лучше было бы, как Оле, тупо грезить о парне, потерять волю? Передвигаться сомнамбулически, не замечая, что доставляешь другим людям лишние хлопоты? Не читать книг, не ходить в кино, музеи, театры, забросить научную работу, полезное общение? Нет, спасибо, я лучше в здравом уме останусь. Мама ошибается, что бывает с ней редко.