Простите меня! (Сборник)
Шрифт:
От этого энергичного всплеска женщинам даже немного полегчало, но дальнейшее расследование плодов не принесло — у всех мужей прежняя жизнь была хоть и грешной, но в традиционном плане. Провокатор не обнаруживался. Или им мог быть студент со странными фамилией и мозгами.
Женщины теперь стали общаться едва ли не теснее, чем их мужья. По вечерам они долго сидели на телефоне, обмениваясь информацией. Но дальше накопления фактов и сведений о том, кто кому что сказал, как посмотрел и куда пригласил, дело не шло.
Люсю, по просьбе Ирины Алексеевны, не посвящали в суть горького открытия. Но с Копыто требовалось разобраться.
Его заманили к Гуревичам, попросив помочь со счетами за электричество: Роза Давыдовна никак не могла запомнить, сколько стоит киловатт, и каждый раз платила по-разному. Она придумала, будто Горэнерго требует от нее ликвидировать задолженность за три года, но выставленная сумма — двадцать три рубля, — ей и Ирине Алексеевне представлялась астрономической.
Пока Копыто переводил киловатты в рубли, его тонко допрашивали. Роза Давыдовна показывала студенту репродукции картин художников французского Возрождения, на которых были изображены резвящиеся мальчики:
— Какие симпатичные мордашки, правда, Сережа? И тела у них юные, стройные.
— Да, кажется, — отвечал Копыто. — Только я не очень хорошо в живописи разбираюсь.
— А вы были женаты? — интересовалась Ирина Алексеевна.
— Нет, — смущенно розовел Копыто.
— Почему? — допытывалась Люсина мама. Сергей не знал, что ответить, и сбивался в расчетах.
— Не было потребности? — подсказывала Роза Давыдовна.
Сергей согласно кивал, а женщины понимающе переглядывались.
— Что же, у вас и девушки никогда не было? — не отступала Люсина мама.
— Была. Женщина-змея.
— Кто?! — хором восклицали Роза Давыдовна и Ирина Алексеевна.
— Гимнастка. Выступала в номере «Женщина-змея», ноги на голову складывала.
— И почему же вы с ней расстались? Вас что-то не удовлетворяло? Вы чувствовали, что это не вашего плана объект? — допытывалась Роза Давыдовна.
— Чувствовал. А потом точно узнал, что она была объектом директора филармонии.
— И после этого вам стало приятнее общаться с мужчинами? — снова вступала Гуревич.
— С интересными людьми всегда приятно общаться, — пожимал плечами Сергей. — Все, я закончил, вы должны на тринадцать копеек меньше, чем они насчитали.
— Спасибо, Сереженька. А женщины, по-вашему, не интересные люди? — кокетливо спросила Роза Давыдовна.
— Почему же? Я этого не говорил.
— Как вы относитесь к голубым? — поставила вопрос ребром Ирина Алексеевна, так как студент явно намеревался распрощаться с ними.
— К каким?
— К гомосексуалистам.
— В каком смысле?
— Они вам симпатичны или отвратительны? Интересны или вы равнодушны к ним? Волнуют вас? Кажутся загадочными? — Роза Давыдовна подсела к Сергею, нежно провела пальцем по его щеке и взяла его руки в свои.
Про себя она отметила, что он не дернулся брезгливо, не отшатнулся.
А Сергей подумал о том, что дамочка, похоже, из змеиной породы.
— Не задумывался об этом, — пожал он плечами. — Никак я к ним не отношусь, то есть равнодушно, наверное. А почему вы спрашиваете?
— Милый Сереженька, — Роза Давыдовна не отпускала его рук, — я хочу признаться вам в страшном подозрении. Мне кажется, что мой муж стал гомосексуалистом.
— Лев Исаакович? — прыснул Копыто. — С чего вы взяли?
— Вы не находите, что его отношения с Семеном Ивановичем несколько отдают голубизной?
Ирина Алексеевна громко икнула, а Сергей рассмеялся:
— Выдумки какие! Лев Исаакович да и я тоже… мы очень уважаем Семена Ивановича. Его все уважают, он замечательный человек. Как вам в голову могли прийти подобные мысли?
Копыто смотрел на женщин с таким недоумением, словно они объявили ему, будто прилетели с другой планеты. Сомневаться в его искренности не приходилось, так как играть и притворяться он не умел.
Студента отпустили, взяв с него слово не говорить остальным об их глупых подозрениях.
Роза Давыдовна резюмировала:
— Этот олух… ох, простите, Ирина, что я так приятеля вашей дочери обозвала, — вырвалось. Молодой человек — совершенно определенно не провокатор, обманывать он не способен. Это во-первых. А во-вторых, мы узнали, что до интимности у них дело не дошло.
— А когда дойдет, что мы будем делать? — всхлипнула Ирина Алексеевна. — Где они будут все это… — заплакала она.
Роза Давыдовна не обращала внимания на ее слезы.
— В-третьих, мы опять в тупике. Нам нужен специалист.
— Гомосексуалист со стажем? — поразилась Ирина Алексеевна.
— Да нет же, врач, который их лечит!
Приходится повторяться: в те времена и сексопатологи на каждом углу не сидели. Да и заведись такой, повесь табличку в поликлинике, его бы обходили брезгливо стороной. А уж если кому бы и взбрело в голову расспрашивать про интимное или советовать к специфическому врачу обратиться, то участь его была бы незавидной — мог и в морду получить.
Розе Давыдовне пришлось потратить немало сил, чтобы организовать цепочку телефонных звонков и добиться аудиенции у автора одной из прочитанных монографий. Отправились к нему коллективно, все четыре брошенные жены.
Скрывая за лениво-важным видом растерянность, доктор понятливо кивал в ответ на страстные тирады, призывы о помощи и обещания высоких гонораров. В итоге он заявил, что должен побеседовать с носителями патологии, обследовать их, и только тогда возможен — «но рассчитывать на чудо не надо» — разговор о лечении.