Проститутка Дева
Шрифт:
– В Италии вы бы стали самым высокооплачиваемым телепромоутером, – вторил старшему товарищу Джованни Росси. – Ваше шоу – потрясающая тема для рекламы нашей одежды и наших магазинов.
И говоря эти комплименты, восхваляя интеллектуальные качества Алины Милявской, вознося оды ее деловой хватке и профессиональной сметке, оба итальянца не сводили глаз с ее бедер, с играющих под платьем трепетных частей.
Пар в котлах уже снова накапливался и желал найти выхода.
Сеньоры синхронно подумывали о вечере на служебной квартире.
Разнос
Аривидерчи, Моска! ….
Выдержки из дневника участника риэлити-шоу "Последняя девственница" Серого волка Вообще, Бармалей мне сильно-то не мешал. Он по началу на меня резво так наезжал, но когда стало понятно, что есть места, где камера нас не засекает, я быстренько с ним разобрался. Улучил момент, поймал Бармалея, когда никто не видел, надавил ему на кадык, так что он на морду чуток покраснел, и молча так на него посмотрел.
Взгляд у меня тяжелый и серьезный. Бармалей после этого дня два ходил как опущенный, не говоря уж о том, чтобы у меня под ногами путаться.
А вот с Карабасом-Ваней разобраться так легко не получалось. Скользкий он, блин, какой-то. Так просто за кадык не прихватишь. Мне что? Мне просто Танька-Шапка намекнула, что этот Ванька, он гендиректора сыночек. Танька, вообще, ушлая девка, сказать-то сказала, да так неконкретно, обтекаемо, типа, что сама догадалась. Я Карабаса подловил как-то на местечке, где камеры не секут, спрашиваю:
– Ты питбулей любишь?
– В каком смысле? – спрашивает, и смотрит на меня нагло.
– А в том смысле, что у меня питбуль. Любит он блатными шеями хрустеть.
– Не понял.
– Все ты понял! Повторить?
– Повтори, пожалуй, я, правда, не понял, о чем ты.
– Любит, говорю, мой питбуль шеями директорских сынков хрустеть. Врубаешься?
– Да теперь врубаюсь, – отвечает Карабас. – Только это для меня не аргумент. Ты, Вова, если на моего отца намекаешь, на его положение во всем этом, тогда ты – зря. Я сам по себе. – И нагло на меня смотреть продолжает. Понятно, как он сам по себе! Я ему в тот раз больше ничего не сказал, но, ясно, осадок у меня от этого разговора остался. Неприятный осадок…
Как, блин, доставал этот режиссер! Заставлял меня перед камерой карячится.
Переодевать их шмотки туда-сюда. Как сигнал, так стаскивай с себя все и переодевайся по новой.
Я говорю Владу:
– Достали вы меня своими шмотками. Вон пусть Карабас с Бармалеем переодеваются по двести раз перед камерами, а мне это дело не по кайфу! Вы мне тренажеров не принесли, как я просил. Музыку, какую я люблю, нельзя включать громко!
Материться тоже нельзя! Короче, я блин, переодеваться не буду.
Влад морщиться начал, недовольным тоном сказал:
– Черт тебя подери, Вован! Вот если бы рейтинг у тебя поменьше был, то я тебя вышиб бы с шоу сразу, без разговоров. Но зрителей ты цепляешь, объясняться придется перед зрителями, куда ты делся!
– Ну вот! Короче, решили тогда. Я карячиться штаны туда-сюда снимать-одевать не буду. Пусть вон Бармалей на себя возьмет переодеваний за меня. Я с ним договорюсь.
– Неужели ты не понимаешь, что большую роль играют спонсорские деньги!? В нашем случае это фирма "До-До"! – застонал Влад.
– Знаю я, знаю вашу долбанную фирму! Тока о ней и слышу каждый день.
И вот тут вмешалась Алина. Она все с Владом крутилась, хрен знает, кто такая, но симпатичная баба.
– Володя, – сказала, – ты парень у нас на шоу самый выдающийся.
Я на нее подозрительно так глянул, и прикололся:
– Чё это вы меня лечите? Самый у нас выдающийся это Карабас! Вон он как по-французски с Русалочкой хреначит! Тока трещит!
– Да нет, Вова, – пояснила Алина. – Ты не так меня понял! Ты самый фигуристый на шоу. Самый накачанный! Ты подумай, когда ты переодеваешься, на тебя ж девчонки всей страны смотрят. На твои мышцы, как там они называются, забыла…
– Бицепсы, трицепсы. Ну, это основные группы мышц, – сказал я.
– Во-во! – продолжила Алина. – А ты хочешь лишить телезрительниц удовольствия тебя лицезреть во всей красе. Не на серьгу же Бармалея им любоваться.
Я прикинул и ответил:
– А чё, это правда. В этом есть кайф, я как-то и не задумывался. Может, мне вообще в одних плавках ходить?
– О нет! – закричал тут Влад. – Это будет всех выбивать из ритма. Это драматургично! Это уже абсурдизм!
– Да ладно, – успокоил я его. – Хрен с вами, буду ваши до-довские шмотки переодевать.
Когда я рассказал о нашем разговоре всем, то Русалочка первая так подленько заулыбалась, я спросил чего она рожи корчит, а Танька-Шапка мне за нее ответила:
– Нашей Русалочке главное в мужчине мозг! Точно, Русалочка?
Та головой кивнула, типа – да. А тут ещё Бармалей вклинился:
– Да тебя, Волк, чисто на понт взяли, не понял, что ли? Они тебя чисто развели, чтоб с тобой в конфликт не вступать. Эта Алина так повернула, что ты теперь с кайфом, а не с тупой кислой мордой будешь перед камерами переодеваться!
Психология! Понимать надо.
Я разозлился не слабо, если бы не Танька, то я б точно заехал Бармалею в торец.
– Ва-ау! Бармалеюшка, а ты нашему Волчарику уж не завидуешь ли? – сказала она.
Бармалей оправдываться начал:
– А чему тут завидовать? Каждый может накачаться. Особенно легко получается у тех, у кого голова – сплошная кость и места для мозга в ней нет.
Я усмехнулся:
– А ты, Бармалей, накачайся, потом и побазарим!
Я бы еще эту тему поперетирал, хотел предложить Бармалею посоревноваться, кто сколько раз от пола на кулаках отожмется, но сбили меня! Русалочка с Ваней-Карабасом, как начали чего-то лопотать по-французски и хихикать, так я сразу с темы сбился.