Просто ещё один Судный День
Шрифт:
Чандра Сингх неудержимо зашагал вперед, его длинная изогнутая сабля почти невыносимо сверкала в полумраке Улицы. Некоторые из Сущностей поменьше вздрогнули от ее сияния и подались назад, чтобы освободить ему место для работы. Чандра свирепо рубанул ближайшее щупальце и сияющее лезвие глубоко вошло в металлическое мясо. На землю, шипя, полилась черная дымящаяся кровь, и щупальце потянулось к Чандре, хотя и не смогло коснуться его. Охотник на чудовищ перехватил саблю обеими руками, поднял ее на головой и нанес могучий плоский удар, полностью срезав щупальце. Перерезанный конец шлепнулся землю и стал биться об нее, бесцельно сгибаясь и разгибаясь. Обрубок отступил, разбрасывая кровь. Чандра бросился за ним, устремив взгляд на трехдольный глаз.
Но мне было не до него.
Какое-то щупальце бросилось на меня, однако в
Никогда не выходи из дома без приправы.
Я попытался воспользоваться в даром, надеясь найти слабость в Отвратительном (видя, как у меня кончается соль), но эфир был запружен эманациями всех Сущностей Улицы, сражавшихся с Отвратительным. Как будто меня ослепили лучи прожекторов — я не мог Видеть проклятую тварь. Мне пришлось закрыть внутренний глаз, чтобы его не выжгло.
Когда я опять мог ясно видеть, Идущий Человек уже шагал прямо в сердце молотящих и извивающихся шупалец, направляясь прямо к горящему трехдольному глазу. Тот поднимался перед ним, больший чем здание, раньше стоявшее там. Щупальца даже не могли приблизиться к Идущему Человеку, а тем более коснуться его. Что-то заставляло их отдергиваться, несмотря на все их усилия, как будто одно прикосновение к нему было больше того, что они могли выдержать. Он был защищен, ибо шел путем Небес. Он равнодушно прошел мимо Чандры, храбро сражавшего со щупальцами, окружившими его со всех сторон. Идущий Человек даже не посмотрел на Чандру, все его внимание было приковано к трехдольному глазу.
Он подошел прямо к глазу, и щупальца отшатнулись от него, встал прямо напротив... поднял один из своих длинноствольных револьверов и выстрелил трижды: по пуле на каждую долю. Глаз взорвался, выбросив из себя протуберанец ослепительного огня, и волна почти нестерпимого жара прокатилась по Улица, не коснувшись, однако, Идущего Человека. Щупальца упали на землю и остались лежать, медленно тая, превращаясь в длинные синие ручейки гниющей эктоплазмы. Невыразимо Отвратительный ушел. Я предпочел бы думать, что он мертв, но такие создания печально известны тем, что их трудно убить.
Все, как Сущности, так и люди, уставились на Идущего Человека, по Улице полетел шепоток: Богобойца...
Я пошел к нему, и Чандра Сингх присоединился ко мне. Чандра выглядел так, как и положено человеку, побывавшему в бою, его серебряные рукава были изодраны и запятнаны дымящейся черной кровью; тем не менее он шел, выпрямив спину, и твердой рукой держал свою длинную саблю. Он не отрывал глаз от Идущего Человека, и выглядел злым, как черт.
— Ты! — крикнул он, подойдя поближе. — Идущий Человек! Ты все это сделал! Сколько мертвых и раненых, и только потому, что тебе взбрело в голову сразиться с Отвратительным? Сколько невинных умерло сегодня, из-за тебя?
— Здесь нет невинных, — спокойно ответил Идущий Человек. — Ни на этой Улице Богов, ни во всей этой проклятой Темной Стороне. Ты не согласен, Джон?
— Не всех здесь надо убивать, — упрямо сказал я. — Иногда место вроде этого служит убежищем для покалеченных и сломанных... место, куда можно пойти, когда никто не хочет иметь с тобой дела. Ты не можешь просто так убить всех.
— Не могу? — сказал Идущий Человек. — Смотри.
На этот раз он даже не стал вынимать револьверы. Он неторопливо пошел по улице, поворачивая свой ужасный неумолимый взгляд туда и сюда, и здания со всех сторон начинали содрогаться, качаться и падать под ударами его смертельной веры. Многовековые каменные и мраморные храмы трескались и раскалывались на куски, строения из сотен миров и измерений падали на землю, разбивались, как стекло, или таяли, как туман. Что толку в древности и тайне перед лицом его жестовой веры? Он был Идущим Человеком. Бог был на его стороне, и он не боялся использовать Его силу. Сущности, создания и существа за пределами понимания испуганно побежали с Улицы, бросив места, где им поклонялись. Некоторые убегали, завывая и вопя, некоторые горько плакали, а некоторые решили сразиться.
Бог-Робот, Бог-из-Машины, демон-кострукт из сорок первого столетия, странность, очарование и ужас кварков, затопал по Улице твердыми стальными ногами; его божественные металлические части сверкали, звякали и цеплялись друг за друга. Его глаза были многоцветными диодами, в щели-рту ревело статическое электричество. Из его тайных хранилищ выплеснулись все виды энергии, и Бог Робот обрушил свой ужасный арсенал на Идущего Человека, собираясь взорвать его и рассеять до уровня квантов.
Идущий Человек с важным видом направился навстречу ему, сверкая обычной наглой улыбкой, и, подойдя достаточно близко, слегка подпрыгнул вверх, зацепился за массивное металлическое тело, и голыми руками начал отрывать от Бога-Робота часть за частью. Вокруг них выли и шипели энергии будущего, пока Бог-Робот качался из стороны в сторону, крича разрядами статического электричества. Через несколько мгновений от него не осталось ничего, кроме груды металлических частей и нескольких рассеявшихся энергий.
Непостижимая Загадка появилась из ниоткуда и образовала вокруг Идущего Человека спиралевидные окружности сверкающих интенсивностей. Их жизненные энергии прожгли себе путь сквозь материальный мир, и само их присутствие зажгло землю Улицы и воспламенило ее воздух. Неземное пламя сожгло все вокруг Идущего Человека, но не смогло поглотить его. Непостижимая Загадка могла быть скорее идеей, чем материей, инородной концепцией, пришедшей в материальный мир, но ей было далеко до силы, горевшей в Идущем Человеке. И очень скоро Непостижимая Загадка истощила всю свою энергию и растаяла, ее основную идею поглотила другая, намного большая.
Хорошенькая Богиня-Киска нанесла свой лучший удар. Она была в высшей степени искусственной богиней, хладнокровно спроектированной и созданной рыночными группами для того, чтобы привлечь внимание как можно большей аудитории. Но они проделали свою работу слишком хорошо, и Хорошенькая Богиня-Киска стала настоящей, или достаточно настоящей. Она сбежала из границ Специального рождественского выпуска, сломала цепи своей торговой марки и обосновалась на Улице Богов, которой очень подошла. Она обладала могучим, невероятным и почти непереносимым обаянием. Пушистый розовый мех, десять футов в высоту и фантастически мягкая, она шла навстречу Идущему Человеку, раскинув для объятия свои пухлые ручки, чтобы, как она делала всегда, победить его настоящей неестественной привлекательностью. Богиня Потерянных Игрушек, спроектированная, чтобы привлекать тех детей, которые никогда не считали Санта Клауса настоящим, или чьи мамы выбросили любых плюшевых медведей, потому что они стали слишком старыми, хотя они не стали и никогда не станут. Однажды я видел, как Хорошенькая Богиня-Киска подчинила и погасила рогатого демона старой школы, затопив его настоящей любвеобильностью.
Она всегда заставляла меня пожимать плечами. Игрушки должны знать свое место. Они безусловно не должны хотеть, чтобы ты поклонялся им.
Идущий Человек посмотрел на Хорошенькую Богиню Кисок тяжелым взглядом, и ту охватило пламя. Она печально убежала от него, и языки пламени, лизавшие ее, осветили полумрак Улицы. Идущий Человек, все еще насмешливо улыбаясь, поглядел вокруг, и все боги Темной Стороны, стоявшие там, в ответ уставились на него, не зная, что делать.
И вот тогда появился Эдди Бритва, и на Улице Богов установилась тишина. Он не пришел по улице и не появился из каких-нибудь дверей. Просто он внезапно очутился здесь, Панк-бог опасной бритвы, невероятно худой, в грязном старом плаще, больше чем человек, но меньше, чем бог. Или, возможно, наоборот. Худой, вплоть до истощения, с темными лихорадочными глазами на осунувшемся сером лице, Эдди Бритва был одним из самых беспокойных агентов Бога в Темной Стороне. Он спал под открытым небом, жил подаянием и убивал тех, кого надо убить, все в наказание за грехи юности. Во имя справедливости он делал ужасные вещи своей опасной бритвой, и ему было на это напевать.