Просто вспомни обо мне…

Лавряшина Юлия Александровна

До ее представлений о настоящем отце Федор никак не дотягивал, и потому Даша всякий раз увиливала от свидания с ним, но наотрез не отказывала, ведь другого на примете не было. К тому же как раз он и руководил той фирмой «Досуг», где Даша работала. До сих пор Федор ни разу даже не намекал, что она – в его власти, но сама Даша постоянно помнила о том, что необременительный возлюбленный вполне может пустить ее по миру.

– От тебя пахнет яблоком, – тихо сказал Данил.

– Правда? Ну не знаю… Тебе нравится?

– Я

люблю яблоки.

– Ладно, куплю, – вздохнула Даша. – Вам обоим нужны витамины.

Он обиженно напомнил:

– А шарики?

– Какие… Ах да, шарики… Хорошо, как-нибудь.

Ее вдруг осенило, и, схватив Данила за руку, она потащила его в комнату. На всякий случай, накинув длинный халат – желтый, украшенный прозрачными морскими травами бирюзового цвета, – Даша забралась на стул и вытащила из верхнего отделения шифоньера мешок с вязальными нитками.

– Смотри! – не скрывая ликования, воскликнула она и высыпала разноцветные клубки прямо на ковер.

У Данила восхищенно округлились глаза, а губы медленно приоткрылись. Не веря себе, он опустился на колени и огладил сразу все шерстяные шарики одним широким движением. Встретившись с его сияющим взглядом, Даша поежилась от сожаления, холодком пробежавшего по телу: «Как мало ему нужно для счастья… Может, так и должно быть? Я уже так не умею». Внезапно ей стало так жаль себя, – отягощенную бесконечными делами и заботами, – что она едва не расплакалась. Не пожалев красивого халата, подаренного Федором, она села рядом с Данилом, чувствуя, как ворсинки ковра покалывают через тонкий шелк.

– Это еще что, – мечтательно сказала она и сама увлеклась тем, что обещала. – Вот когда наступит весна, я поведу вас с Сережкой в лес. Это в двух шагах, мы не заблудимся! Я знаю места, где целое море подснежников и кандыков. А мать-и-мачеха там появляется раньше, чем где бы то ни было… Вот где много цвета! Ты все это увидишь и сможешь потрогать.

Данил слушал ее и тихо улыбался. «Он уже видит это! – догадалась Даша. – Вот счастливчик…»

– Пусть они полежат здесь, – сказала она о клубках. – А мы все-таки должны поесть.

С сожалением оглянувшись на свое пестрое богатство, Данил отправился за ней следом. На кухне Даше пришло в голову провести небольшой эксперимент, и она небрежно попросила:

– Включи газ, пожалуйста.

Не выказав никаких признаков замешательства, Данил чиркнул спичкой и зажег маленькое голубое пламя.

– Красивое, – сказал он, разглядывая нервные крохотные язычки, пляшущие в принудительном хороводе.

С удовлетворением испытателя Даша отметила, что механические операции он проделывает без затруднений. «Ну, не пропадет в случае чего…»

– Что хочешь: яичницу или омлет?

Данил оглянулся:

– Яичницу!

– Потому что она красивая?

– Да! – радостно отозвался он. – А как ты угадала?

Рискуя выронить яйца, Даша развела руками:

– Похоже, начинаю потихоньку понимать тебя.

– А я тебя, – серьезно заверил Данил.

Сдержав улыбку, она одобрила:

– Это хорошо. Так нам с тобой будет проще. А чем Ксеня кормила тебя по утрам?

Все его большое лицо так напряглось и сморщилось, что Даша испугалась: «Зачем я напомнила?!» Но оказалось, что это вовсе не боль проступила наружу.

– Ксеня? – переспросил он тоном, в котором были и недоумение, и желание держаться на том уровне понимания, о котором они только что говорили.

– Ты уже забыл ее, что ли?! – обиженно воскликнула Даша, готовая стукнуть что есть мочи по его беспомощной голове.

Но тут его глаза снова просияли.

– А, Ксеня, – успокоенно проговорил он. – Я думал, ты и есть – Ксеня.

– Черт возьми! Я – Даша. Я уже сто раз тебе говорила!

– Да, я помню, – невозмутимо заверил Данил и, по-хозяйски достав из ящика ножи и вилки, положил их возле тарелок.

«Мог бы и без ножа обойтись», – недовольно подумала Даша. Она терпеть не могла мыть посуду.

– Не так уж мы с Ксеней и похожи, чтобы нас путать, – проворчала она, аккуратно разбивая яйца.

– Совсем не похожи, – подтвердил Данил.

Забыв выбросить скорлупу, Даша с изумлением обернулась. Ее гость уже присел на низкий подоконник, упершись в него руками. Солнечный отсвет чистого неба оседал на его седых волосах зелеными пятнами.

«Он весь состоит из этих цветных шариков, – подумала Даша. – Совсем запутался в них… Разве можно упрекать его за это?»

– Садись, Даня, – она указала головой на табурет. – Только не ешь без меня! Я сейчас хлеб порежу.

Он ел с аппетитом здорового и влюбленного в жизнь существа. Украдкой наблюдая за ним, Даша заметила, как Данил несколько мгновений любуется каждым желтым кругляшком глазуньи прежде, чем целиком отправить его в рот. Когда в соседней комнате послышалась возня, Данил так и просиял:

– Сережка проснулся.

Но в ту же секунду безмятежная прозрачность утра с треском пошла по швам от глухого удара и пронзительного мальчишеского вопля:

– Скотина позорная!

Одновременно громыхнув табуретами, они бросились туда, столкнулись у выхода, и Даша в сердцах отпихнула Данила. Ворвавшись в комнату, она увидела, как Сережка, еще в пижаме, пытается забраться на шкаф, где, выгнув взъерошенную спину, шипит Рыжий. Его стоявший торчком хвост подрагивал чуткой антенной, настроенной на вражескую волну. По всему было видно, что сдаваться без боя Рыжий не собирается. Стянув сына вниз, Даша с силой прижала его извивающееся тельце:

– Ну-ка, успокойся!