Простое море
Шрифт:
— Куда нас несет? — Боцман смотрит на каплю и не понимает, что это.
— На камни.
— Похоже, что всем труба?
— Похоже, — кивает головой Демидов и вдруг яростно орет: — Иди ты к чертовой матери со своей панихидой! Я тебе, паскудиному сыну, покажу такую трубу! — Демидов бьет кулаком по штурвалу. Глаза его налились кровью, дыхание перехватило.
— Побереги психику, капитан, — морщится боцман. — Она тебе пригодится, когда будем стучать бортом о камни. Поверь мне — я уже испытывал такое удовольствие в жизни. У меня жилы лопались, так я боролся. Кровь горлом шла. Да что я говорю.
— Если б ты знал, как мне тошно тебя слушать...
— Для твоей же пользы говорю.
— Ладно. О моей пользе начальство подумает, — спокойно говорит Демидов. — Иди к матросам. И чтоб никакой паники!
У стола стоят две грустные Неле. Август снимает плащ и кладет его на стул. Две Неле подходят ближе, соединяются в одну. Она берет плащ и выносит в переднюю.
— Остается только радоваться, что ты еще держишься на ногах, — говорит Неле, закрыв за собой дверь.
— Иначе бы я не пришел. — Август пытается обнять ее.
—Возможно, так было бы лучше. — Неле отстраняет его руки.
— Может быть, мне уйти? — Ему совсем не хочется уходить.
— Это уже ничего не изменит. Фу, какой гадости ты наглотался. Будешь есть?
— Не стоит терять время. Александр говорит, что годы летят, как по осени утки: стаями и быстро.
— Твой Александр любит говорить банальности. Кто это?
— Моряк. Я не видал его три года. Понимаешь, три года меня никто не называл Васькой! И случайно мы встретились на твоем перекрестке. Они пришли из Лондона, кажется. Теперь ты меня простишь хотя бы наполовину?
— He стой столбом посреди комнаты.
— Ты только не сердись. — Август обнимает Неле и садится с ней на диван. — Он зайдет за мной завтра пораньше, часов в восемь утра. Мы не будем тебе мешать и сходим на улицу Виру. Там как раз в восемь открывают столовую...
Лицо Неле застывает. Август ждет.
— Когда это кончится? — наконец произносит она. — Неужели нельзя провести время с другом как-то иначе?
— Можно. Если ты разрешишь посидеть у тебя. Он интересный человек.
— Я завтра могу пойти на работу после обеда, — говорит Неле.
— Я же знал, что ты умница. Ты всегда делаешь так, как лучше. Выходи за меня замуж, Неле. Где я впервые встретил твое имя? Кажется, в книжке, которую читал очень давно.
— Мне не хочется выходить за тебя замуж, — говорит Неле, не глядя на него. — Но я это сделаю, если ты в решающий момент не раздумаешь. А книжку, о которой ты говоришь, я тебе дам завтра. Перечитай ее.
— Ты хочешь сказать, что я свинтус, а у тебя высшее образование?
— Свинство — это не от образования, Август. Это от собственной бесхарактерности.
— Мне тоже иногда так кажется.
— Я выключу свет. Тебе надо спать. Мне тоже.
— Санька говорит, что жизнь коротка и годы летят, как... что-то... В общем, смотри, а то жизнь пройдет мимо.
— Сами вы проходите мимо, — говорит Неле.
Август берет ее на руки и несет к кровати. Она закрывает глаза и кладет голову ему на плечо.
Наваливаясь всем телом на подпираемую ветром дверь, из диспетчерской порта выходит береговой матрос Пыльд. Он спускается с крыльца и медленно увязает в сугробе. Пыльд что-то бормочет, вытаскивая из снега валенки. Ветер забирается под тулуп, щекочет и щиплет тощее стариковское тело. Пыльд, кряхтя, вылезает из сугроба, запахивает тулуп и заходит за угол диспетчерской. Здесь почти нет ветра. Сразу становится тепло и уютно. Чтобы протянуть время, он решает проверить, не потерял ли бумагу, которую диспетчер велел отнести на «Нептун».
Пыльду шестьдесят лет. Из них двадцать он плавал матросом, пятнадцать — боцманом, и вот уже пять лет служит в порту береговым матросом. Уходить на пенсию он не хочет. Также, как раньше никак не мог уйти на берег. Он принимает концы приходящих судов, отдает концы уходящих и носит бумаги. У него всегда болит поясница и время от времени пропадает память.
Пыльд лезет в карман кителя, но в раскрытый тулуп забирается холод, и он поспешно запахивает полы. Некоторое время он раздумывает как быть и решает искать бумагу уже на «Нептуне». Там тепло и можно искать себе на здоровье, сколько хочешь. Он засовывает руки в рукава тулупа и, шаркая валенками по снегу, отправляется искать «Нептун». Пристально вглядываясь слезящимися глазами в силуэты судов, Пыльд обходит пустынные, тускло освещенные причалы и наконец видит могучий, похожий на гигантский утюг корпус.
— Вахтенный! — скрипуче зовет Пыльд, подойдя к трапу.
На палубе никого нет, и его зов остается без ответа. Подождав минут пять, выругав нерадивую вахту и сказав, что с такой вахтой можно украсть весь пароход, Пыльд решает забраться на судно. Он осторожно щупает ногой скользкий трап.
На палубу выходит Игорь. Может быть, у него шумит в голове коньяк и не дает спокойно сидеть в каюте. Может быть, интуиция подсказала ему что-то недоброе.
— Что тебе надобно, старче? — спрашивает Игорь взбирающегося по тралу Пыльда. Береговой матрос ставит оба валенка на палубу и, убедившись, что падение в воду ему уже не грозит, отвечает:
— Бумагу принес.
— Ну пойдем, почитаем, — говорит Игорь, берет старика под руку и ведет его в коридор носовых кают. Здесь Пыльд наконец раздвигает полы тулупа, стряхивает с воротника снег прямо на блестящий линолеум и начинает искать бумагу в карманах.
— А что за бумага? — интересуется Игорь, пока Пыльд обстоятельно ревизует содержимое четырех карманов ветхого кителя. На божий свет появляются два ключа, самодельная табакерка, носовой платок, карандаш, заточенный с обоих концов, обгрызенный мундштук, кривой боцманский нож с черной деревянной ручкой и затертые конверты с расплывшимися адресами.
— Синяя такая бумага, — объясняет Пыльд, рассовывая имущество обратно по карманам.
— А что в ней написано? — снова интересуется Игорь. Ему смешно. И немного жаль неопрятного старика, от которого пахнет махоркой и овчиной. Хочется дать ему три двадцать, чтобы он пошел и купил себе новый мундштук.
— Я не читал. Диспетчер сказал, чтобы отнести поскорее, — говорит Пыльд, погружая руки в карманы ватных штанов. Оттуда он извлекает лохматый кошелек, катушку черных ниток, обрывок газеты, полгребенки и завернутую в тряпочку горбушку.