Простой советский спасатель 3
Шрифт:
Верочка начала суетиться. Поставила на подоконник большую железную емкость, налила туда воды из графина, всунула кипятильник и принялась накрывать на стол.
На свет появился рафинад в красно-сине-белой до боли знакомой коробочке. Такая всегда стояла в бабушкиной тумбочке, а я таскал из нее кусочки. Это было вкуснее карамелек. Ванильные бублики, или баранки, как их называли гости города из других уголков нашей страны. Три чашки в красный горох и чайные алюминиевые ложечки.
– Ну, рассказывай, – велела Василиса, когда Вера с помощью специальной, видимо, кружки разлила кипяток по чашкам, в которых уже плескалась
Старшая медсестра отхлебнула чай, хрустнула баранкой, спокойно ожидая начала моего рассказа, тогда как молоденькая фантазерка едва на месте не подпрыгивала от нетерпения.
– Да нечего рассказывать, – макая кусочек сахара в кипяток и закидывая его в рот, пожал я плечами.
– Как это?! Девочки рассказывали, как вы сначала храбро кинулись спасать тетю Машу. А потом и в дом полезли, чтобы она туда не рванула, чтобы Ваську спасать!
Я малость подзавис, пытаясь сообразить, что Верочка имеет в виду. Потом до меня дошло: это она пересказывает репортаж с места событий от очевидцев про то, как я бабульке в синем халате не позволил забежать в горящее здание за орущим иродом. Тетя Маша, значит, запомним.
– Так, а она чего кинулась-то? Этот Васька-угорелец, он ей кто?
– Как кто, ясно-понятно кто – сынок еешний. Так-то он безобидный, но, бывает, глаза зальет после работы, и все, пиши пропало.
– Буянит?
– Да нет, – отмахнулась Василиса Тимофеевна. – Песни горланит. Бычки раскидывает, а то и чинить что-то берется. И ведь, стервец, в дымину пьяный, а все равно починит любую поломку! Руки-то у него золотые, голова садовая. Да только сам при этом обязательно травму получит. То палец раскровавит, то молоток на ногу уронит, то руку располосует чуть не до кости. Ирод – одно слово. Наутро, правда, не помнит ни черта. А творит до черта.
Старшая смены печально вздохнула и, прикрыв глаза от удовольствия, отхлебнула сладкого чая. Четыре кусочка на чашку, я аж сглотнул от удивления, когда увидел.
– Жалко его, – Верочка тоже вздохнула.
– Почему? – хотя я уже понимал, что она скажет
– Так почему… Ты же видел, стройка у нас только закончена… Ой, простите!
– Да ладно тебе. Девушки, предлагаю перейти на ты, – я поднял чашку с чаем. – И чокнуться за это дело.
Медсестры заулыбались, мы соприкоснулись кружками и продолжили разговор.
– Так вот, – Верочка стрельнула глазами в сторону Василисы, получила одобрение и начала рассказывать. – Стройка у нас закончилась, а бардака на территории еще ой-ей-ей! Пока наведут порядки, пока все порастаскивают по местам. Все ж посволакивали в разные места, из старых корпусов, которые снесли. Ну и вот в этом здании, что сгорело, решили временный склад кислородных баллонов организовать. А Васькину каморку-то тоже снесли. Он сколько раз просил главного выделить ему закуток для инструментов, ну и прочего там всякого… – девчонка замялась.
– Ночевал, наверное, в каморке, как в запой уходил?
– Бывало, – кивнула Василиса. – Ну а что, через весь город пьяным идти? Он хоть и рядом живет, да сам понимаешь, милиция остановит, заберет в вытрезвитель, бумажку на работу пришлют. Кому оно надо? Вот и…
– Ну да, – Верочка шумно прихлебнула чай, вкусно хрустнула бубликом.
Да уж, видать, действительно золотые руки у мужика, раз так о нем персонал печется. Советский вытрезвитель – это отдельная песня. Прикрыли их в двухтысячных, в одиннадцатом году, а до этого были во всех городах. Даже я умудрился однажды в нем побывать, аккурат за год до их закрытия. Не помню, что мы так бурно отмечали, но я решил после кабака прогуляться домой пешком, нашим трезвым водителям и так работы хватало. Ну и прихватили меня, хотя шел спокойно, видимо, план выполняли.
Жуткое место, однако. Сначала меня осмотрел врач, вдруг поранился или, там, отравился тем, что пил. Потом отобрали одежду и вещи, завели в комнату, кинули на кровать, накрыли простынкой. Проснулся утром, зуб на зуб от холода не попадает. Оплатил штраф пятихаткой и отправился домой.
Но это уже глубоко после развала Союза. При советской власти еще и бумагу на работу отправляли, а там могли и премии лишить, и уволить, из училища или института отчислить, если студент. Попал три раза за год – принудительно в наркологический диспансер на лечение. Кстати сказать, Героев Советского Союза или Социалистического Труда, малолеток, инвалидов, беременных женщин, военных и ментов в трезвяк не забирали. Их, как белых людей, развозили по домам или в больничку.
Так что да, Васькина судьба висела на волоске. Если докажут, что пожар начался из-за него, сидеть ему за решеткой. Надеюсь, медсестры, которые таскали баллоны, не пострадали и никто не погиб, иначе совсем дело плохо.
– Так сегодня-то что произошло? Почему кислород там оказался? Это ж не по правилам?
Медсестры вздохнули, практически синхронно хрумкнули бубликами, запили чаем, и Василиса ответила:
– Да потому что… говорили завхозу, нельзя в том доме склад устраивать! Никак нельзя! Нет же, уперся рогом, пока, мол, не организует место по технике безопасности, пусть полежат. А Васька под шумок там себе каморку оборудовал. Его-то келью снесли вместе со старым зданием. Вот и…
– Девочки говорят, им велели начать переносить баллоны в новую подсобку. Там все по инструкции и все такое. Вот они и занимались делом, пока Василий не пришел, – Верочка печально вздохнула.
– А дальше-то что?
– А дальше… А дальше Ваське вожжа под хвост попала, и он поперся с сигаретой бачок в туалете чинить, – еще один тоскливый вздох.
– А там баллоны были? – удивился я.
– Где?
– Ну, в туалете, он же там бачок чинить собирался.
– Да не, что ты, – Верочка хихикнула. – Кислорода там не было. Этот гад с сигаретой поперся по комнатам искать свой инструмент. Вроде даже нашел и вернулся обратно в туалет. А вот где он оставил окурок, это уже другой вопрос! Хорошо хоть, все началось не в том помещении, откуда девочки начали. Иначе все, – девчонка округлила глаза, демонстрируя это «все», и отхлебнула чаю.
– Сестричка, можно таблеточку, – чья-то чубатая голова попыталась сунуться в сестринскую.
– Вас что, стучаться не учили? – строгим звонким голосом возмутилась Вера.
Василиса Тимофеевна спрятала улыбку в чашку с чаем и слушала, как молодое поколение персонала распекает нахальных пациентов.
– Забаделин! Я вам сколько раз буду повторять: все таблетки только с разрешения лечащего врача! Какую еще таблеточку?
– Так ноет же! – заскулил невидимый Забаделин. – Прям сильно ноет! Анальгинчику бы мне, а, сестричка?