Пространство библиотеки: Библиотечная симфония
Шрифт:
«Уже в довольно зрелом возрасте, — вспоминал потом Борхес, — я вдруг узнал, что множество людей во всём мире почему-то интересуются моими книгами. Как ни удивительно, многие мои вещи переведены на английский, шведский, французский, итальянский, немецкий, португальский, на некоторые славянские языки, на датский. Я не перестаю поражаться этому, поскольку помню, как опубликовал одну из книг году, кажется, в тридцать втором и к концу года выяснилось, что распродано всего тридцать семь экземпляров». Но тут скрывались свои плюсы: «Каждый из тридцати семи был конкретным человеком — с собственным лицом, собственной семьёй, он жил на вполне определённой улице. Скажем, две тысячи распроданных экземпляров — это всё равно что ни одного: две тысячи — слишком большое число, его так просто не представишь… Гораздо лучше, когда
101
Цит. по: Стайнер Дж. Тигры в зеркале // Иностр. лит. 1995. № 1. С. 212.
В зените славы Борхес окончательно потерял зрение. Тем не менее, будучи слепым (!), он девятнадцать лет занимал пост директора Национальной библиотеки. Вторичное воцарение Перона в 1972 г. стоило ему отставки (1974 г.). В 1986 г. Борхес умер. Его похоронили в Женеве.
Мир создан не Богом, считал Борхес, его создали книги. И процесс создания продолжается, глубинный, хаотичный. Все книги ведут к Книге — единственной, абсолютной. На этом пути книги представляют собой как бы всё новые и новые «акциденции» по отношению к «субстанции», в которую они вольются и которая станет Книгой; и пока не произойдёт слияние, не образуется сплав, каждая книга будет допускать вариации, изменения, воспринимаясь по разному в разные эпохи, разными поколениями читателей, каждым отдельным читателем, а также при каждом новом прочтении одним и тем же читателем. Книга есть не что иное, как сумма точек зрения на книгу, сумма интерпретаций. Из суммы книг, заключающих в себе эти точки зрения, эти интерпретации, в конечном счёте сложится Книга.
«Вавилонская библиотека» создана воображением библиотекаря и писателя. Она содержит «… всё, что поддаётся выражению — на всех языках. Всё: подробнейшую историю будущего, автобиографии архангелов, верный каталог Библиотеки, тысячи и тысячи фальшивых каталогов, доказательство фальшивости верного каталога, гностическое Евангелие Василида, комментарий к этому Евангелию, комментарий к комментарию этого Евангелия, правдивый рассказ о твоей собственной смерти, перевод каждой книги на все языки, интерполяции каждой книги во все книги, трактат, который мог бы быть написан (но не был) Бэдой по мифологии саксов, пропавшие труды Тацита.
Когда было провозглашено, что Библиотека объемлет все книги, первым ощущением была безудержная радость. Каждый чувствовал себя владельцем тайного и нетронутого сокровища» [102] .
Библиотека, по Борхесу, представляет собой «шар, точный центр которого находится в одном из шестигранников, а поверхность — недосягаема. На каждой из стен каждого шестигранника находится пять полок, на каждой полке — тридцать две книги одного формата, в каждой книге четыреста страниц, на каждой странице сорок строчек, в каждой строке около восьмидесяти букв чёрного цвета» [103] .
102
Борхес Х.Л. Вавилонская библиотека// Вымышленные истории… С. 94-95.
103
Борхес Х.Л. Вавилонская библиотека… С. 90.
Далее Борхес утверждает, что Библиотека существует извечно. «В этой истине, — пишет он, — прямое следствие которой —грядущая вечность мира, не может усомниться ни один здравый ум. Человек, несовершенный библиотекарь, мог появиться в результате случая или действия злых гениев, но вселенная, оснащённая изящными полками, загадочными томами, нескончаемыми лестницами для странника и уборными для оседлого библиотекаря, может быть только творением Бога. Чтобы осознать, какая пропасть разделяет божественное и человеческое, достаточно сравнить каракули, нацарапанные моей неверной рукой на обложке книги, с полными гармонии буквами внутри: чёткими, изысканными, очень чёрными, неподражаемо симметричными» [104] .
104
Там же. С. 90-91.
«Возможно страх и старость обманывают меня, — заключает Борхес, — но я думаю, что человеческий род — единственный —близок к угасанию, а Библиотека сохранится: освещённая, необитаемая, бесконечная, абсолютно неподвижная, наполненная драгоценными томами, бесполезная, нетленная, таинственная…» (Ну чем не музыка!) «Библиотека безгранична и периодична. Если бы вечный странник пустился в путь в каком-либо направлении, он смог бы убедиться по прошествии веков, что те же книги повторяются в том же беспорядке (который, будучи повторённым, становится порядком — Порядком)» [105] .
105
Там же. С. 101-102.
Я допускаю, что некоторым читателям рассуждения Хорхе Луиса Борхеса покажутся фантазией. Напомню: они сочинены на рубеже 30–40-х гг. XX в., когда автор работал в библиотеке. Он видел и понимал её изнутри, и в этом ценность его размышлений. Только в голове у библиотекаря могла появиться мысль о «горячечной Библиотеке»: «Ходят разговоры (я слышал) о горячечной Библиотеке, в которой случайные тома в беспрерывном пасьянсе превращаются в другие, смешивая и отрицая всё, что утверждалось, как обезумевшее божество» [106] .
106
Борхес Х.Л. Вавилонская библиотека… С. 99. Без комментариев: предлагаю читателю ещё раз сравнить эту цитату Борхеса с уже упоминавшимся в тексте фрагментом из «Разговора о Данте» О. Мандельштама, где речь шла о порыве, порывообразовании: «Если бы залы Эрмитажа вдруг сошли сума, если бы картины всех школ и мастеров вдруг сорвались с гвоздей, войти друг в друга, смесились и наполнили комнатный воздух футуристическим рёвом и неистовым красочным возбуждением, то получилось бы нечто подобное Дантовой «Комедии».
В заключение упомяну ещё одну книгу Борхеса, опубликованную почти двадцать лет спустя после «Вавилонской библиотеки». Это книга «Создатель» («El Hacedor», 1960), вышедшая на английском языке в США в 1964 г. под названием «Dreamtigers» («Тигры из сна») — двухтомное собрание заметок, очерков, поэм, цитат. Своё сочинение он посвящает умершему недругу, поэту-модернисту Леопольдо Лугонесу, который, как и Борхес, в своё время был директором Национальной библиотеки. Десятки раз я перечитывал отдельные фрагменты книги и до сих пор не могу спокойно их воспринимать. Например:
«Гул площади остаётся позади, я вхожу в библиотеку. Кожей чувствую тяжесть книг, безмятежный мир порядка, высушенное, чудом сохранённое время… (Выделено мною. — В.Л.).
Размышления обрываются у дверей его кабинета. Вхожу, мы обмениваемся тёплыми фразами, и вот я дарю ему эту книгу… Всё это выдумали моя самонадеянность и тоска.
Верно (думаю я), но завтра наступит мой черед, наши времена сольются, даты затеряются среди символов, и потому я не слишком грешу против истины, представляя, будто преподнёс ему эту книгу, а он её принял» [107] .
107
Цит. по: Апдайк Дж. Писатель — библиотекарь // Иностр. лит. 1995. № 1. С. 227.
И ещё один фрагмент, звучащий как завещание. «Каждый писатель и каждый человек должны выделить во всём случившемся с ними, даже в крахе, позоре и беде, своего рода орудие или предмет искусства и обращать происшедшее на пользу. Всё это даётся нам ради одного: мы обязаны его преобразить, создать из наших ничтожных обстоятельств что-то вечное или приближающееся к вечности» [108] .
…Нисколько не сомневаюсь, что идеи и мысли Борхеса о Вавилонской библиотеке и не только о ней, ещё не раз будут востребованы современными библиотекарями при обсуждении проектов библиотеки будущего.
108
См.: Юсенар М. Борхес, или ясновидец // Иностр. лит. 1995. № 1. С. 218.