Пространство мертвых дорог
Шрифт:
«Опять ты меня достаешь!»
Муж выпивает стакан.
«Ах, дорогой, как только ты ее увидишь, она тебе тоже понравится!»
«У меня сегодня весь день жутко голова трещит…»
«Ах, боже мой, какая жалость, хочешь, я тебе аспирин принесу?»
«Нет, не хочу».
Жена награждает его негодующим взглядом.
Муж без помех возвращается на кухню, сожалея про себя о том, что никто до сих пор не придумал бесшумный миксер.
«Что, ты опять себе выпивку готовишь?»
Я рассказал это Тому и добавил, что он себя иногда ведет именно в этом стиле и мне это совсем не по душе.
Поэтому я принял большую дозу маджуна, после чего разыгралась вся эта сцена с опоссумом и то, что за ней последовало. После чего я просто не стал возвращаться к этому слуху, который мне поведал сегодня один бродячий торговец, промышляющий контрабандой… Красный Дьявол и Пыль Грез… пружинные
Полковника передернуло, и он сразу же запретил доступ в эту зону всем служащим базы. Мы назвали эту тварь «Мишель», потому что она может принимать обличье любого пола. Химический департамент пытается разработать специальный реппелент против нее. Поскольку хоботок состоит из материала гораздо меньшей плотности, чем любое органическое или неорганическое вещество, ни один защитный костюм или скафандр не может обеспечить защиту от проникновения на молекулярном уровне…
Мой информатор также сообщил мне, что собранный таким образом «нектар» скапливается в определенном месте внутри организма Мишель и служит для выкармливания куколки особого вида крайне ядовитого скорпиона, сотая часть одной капли яда которого способна вызвать смерть, наступающую в силу сгорания всех внутренних органов. Взрослые скорпионы ценятся знатью в качестве телохранителей; команда атаковать противника им подается при помощи особого свиста.
Полковника передернуло еще раз… он показал рукой в южном направлении: «Все эти вонючие маленькие страны на юге – одному Богу ведомо, что там творится… Я вам так скажу: нам надо умудриться расправиться с ними со всеми поодиночке, пока им в голову не пришел какой-нибудь дьявольский план расправы с нами…»
Я хочу побывать на юге. Судя по рассказам, мне эти края приглянутся.
Вот Ким в едущем на юг микроавтобусе. Гай Грейвуд сидит за рулем. Оба молчат. Низкое темное небо на юге… Кажется, что оно ниже, чем поверхность земли. Ветер дует нам в спину, облака несутся на восток… что-то длинное и тонкое проносится по небу, тускло освещенное снизу зеленовато-лиловым светом, и все вместе это удивительно напоминает постановку студенческого театра… музыка из «Острова Мертвых» 77 . Они проезжают мимо дома из красного кирпича: стыков между кирпичами практически не видно, словно их сплавили между собой под высоким давлением. В середине дома есть проход, и благодаря этому становится заметно, что все строение в ширину имеет не больше шести футов. Ни в доме, ни рядом с ним нет признаков чьего-либо присутствия, дом же весь окутан клубом плотной, почти осязаемой тьмы, черно-красной, похожей на гнилую кровь. На правой стороне дороги стоит еще несколько зданий. Мы останавливаемся и выходим из машины. У нас здесь дела. Нужно нанести один визит. Дверь открывается в узкий коридор, в конце которого – еще одна дверь. Ким замечает, что двери и стены состоят из многослойного материала, вроде фанеры, и что они живут какой-то своей собственной злобной жизнью, самопроизвольно открываясь и захлопываясь, так что очень легко заблудиться в этом лабиринте дверей и коридоров: пойдешь в одну сторону – никуда не придешь, пойдешь в другую – окажешься в тупике и тяжелая дверь с грохотом захлопнется у тебя за спиной. Нужно твердо знать, куда ты хочешь попасть. Дверь в конце коридора отворяется.
77
Подзаголовок Симфонии №3 С. Рахманинова.
Ким стоит на пороге комнаты восемнадцать футов длиной и двенадцать шириной. Внизу распложены врытые в пол корыта с песком, с обеих сторон от каждого из которых проходит по дорожке, и еще одна дорожка проложена прямо через центр каждого корыта. В конце комнаты – снова дверь. Комната ярко освещена светом, проникающим через окна в дальней стене. В корытах с песком копошатся обнаженные человечки с лысыми головами, темно-серой кожей, мягкой, бескостной фигурой. Это маленькие, практически карликовые существа. Их серые фасетчатые глаза беспокойно мечутся в орбитах. Они копошатся в песке, совершая конвульсивные движения, похожие на движения гальванизируемого трупа, их шишковатые серые лбы просвечивают, словно икринки, внутри которых то и дело виднеется шевелящийся черный коготь. Некоторые из серых гномов носят туники: они, судя по всему, что-то вроде надсмотрщиков.
Они прогуливаются по проложенным тропинкам, входят и выходят в задние двери…
Ким вспоминает, как пахнет зло. Посреди комнаты с полом, покрытым красным ковром, находится клочок земли не более шести квадратных футов площадью, на котором растут отвратительные клубневые растения. Повсюду ползают сколопендры, и из-за камня высовывается голова поистине гигантского экземпляра. Ким берет в руку мотыгу. Грейвуд становится рядом с ломом в руке. Ким пинает камень, и сколопендра зарывается в землю; он замечает, что в ней фута три длины, не меньше, и что корешки растений шевелятся, будто ножки сколопендры, словно это наполовину насекомое, наполовину растение… Он просыпается, содрогаясь от ужаса, потому что до него доходит, что эти отвратительные растения-насекомые и гигантские сколопендры некогда были (голосок злой старухи звенит у него в мозгу) «маленькими глупенькими мальчиками, вроде тебя».
Он идет назад по коридору, проходит через несколько дверей и поднимается по ряду узеньких лестниц, пока не оказывается снаружи на склоне холма. В двухстах ярдах от него за мощенным известняковыми плитами двором видна набережная. Чей-то голос изнутри здания произносит: «Он никуда не пойдет без своего друга». И тогда из здания выходит Гай, он в зеленых брюках и серой рубашке. Я показываю пальцем на набережную, на деревья и на море за ними.
– Бежим!
Облегчение оттого, что мы выбрались из этого места, действует на нас, как глоток свежего воздуха на задыхающегося человека. Иероглифическая надпись вспыхивает в его мозгу.
Они падают ничком на землю, очутившись в привычном им мире.
Воспоминания его вновь возвращаются к зданию с корытами, заполненными песком. Он спускается в комнату, где они расположены. Один из надсмотрщиков подходит к нему, протягивает руки. Ким выставляет свои руки ладонями вперед и останавливает гнома. Тот застывает в оцепенении с протянутыми руками. Ким возвращается к двери, ведущей к выходу, и натыкается на великана двенадцать футов ростом, довольно худого, с треугольным лицом и в остроконечной шляпе. На великане парчовый плащ и штаны из черного бархата, отороченные белой и желтой парчой. Вид у него вроде бы доброжелательный. Еще один гном выскакивает из двери. Ким замечает его. Гном юркает обратно за дверь, оставляя запах насекомого зла…
Они снова на склоне холма, и Ким говорит Гаю: – Быть где угодно, только не там… пусть в самом заурядном месте… только не среди этого ужаса.
Ким догадывается, что в корытах, заполненных песком, гномы превращаются в сколопендр. Глаза у них уже стали, как у насекомых. Затем сколопендра вылупляется изо лба, оставляя от гнома только серую мертвую шкурку.
Зачем? Одно из многочисленных ухищрений для того, чтобы уничтожить чужие души и тем самым ограничить и монополизировать право на бессмертие.
Где? На планете Венере, где еще?
Кто или что стоит за всем этим? Нечто иссохшее, хрупкое и трусливое. Ким предчувствует, что это карточная магия, осуществляемая при помощи специальной колоды карт. Карты нарисованы на материале, похожем на пластик, который поглощает цвета, чтобы создать трехмерное изображение. Карты складываются в комбинации, словно кадры мультфильма…
Чем вещь площе и более склонна к вращению, тем больше она по вкусу венерианцам.
Узкое, практически двумерное пространство… Посмотрите на эти дома… они почти плоские… не больше четырех футов в глубину… чтобы попасть внутрь, нужно вползать… волшебство детских считалок, ожившие ступки и кофемолки, великаны, гномы и дворцы. Лорды в красных мантиях, сколопендры инкрустированы в их янтарные лбы, волшебство старух, сидящих за прялками в крохотных коттеджах, вырезанных из фанеры, склеенной из слоев, похожих на карты, оживленные ползучей и враждебной нам жизнью: двери как мышеловки – сами поднимаются, сами захлопываются.