Пространство Откровения
Шрифт:
«Боюсь, я солгал тебе, – зазвучал его голос с бумаги. – Паскаль, мне будет очень жаль, если ты возненавидишь меня, но я надеюсь, этого не случится, ведь мы столько пережили вместе. – Голос стал еле слышен. – Ты умоляла меня отказаться от затеи проникнуть внутрь Цербера. И все же я ухожу. В ту минуту, когда ты услышишь эти слова, я уже буду в пути, и меня никто не сможет остановить. Мне ничем не оправдать свой поступок, кроме того, что я должен его совершить, и, думаю, ты всегда понимала это. Тем более что волей судьбы мы оказались так близко от этого места. – Он замолк, чтобы перевести дух или обдумать дальнейшее. – Паскаль, ты единственная, кто догадался о том, что на самом деле произошло у Завесы Ласкаля. И ты знаешь, как я восхищаюсь тобой. Вот почему я не побоялся признаться тебе. Клянусь, то, что я рассказал, мне тогда казалось истиной. Это ни в коем случае не было очередной ложью. И вот теперь эта женщина, которую Хоури считает Кариной Лефевр… Она подослала Хоури, чтобы убить меня, чтобы не подпустить к Церберу!»
На несколько секунд бумага смолкла. Затем опять зазвучал голос Силвеста:
«Паскаль, я вел себя так, будто не поверил ни единому ее слову. Возможно, я и в самом деле тогда не верил. Я гнал призраков прошлого, я хотел убедить себя самого, что происходящее ныне не имеет никакого отношения к тому, что случилось там, у завесы.
Ты понимаешь меня, правда? Я обязан дойти до конца, иначе призраки не умолкнут. Может быть, я должен поблагодарить Хоури. Она дала мне толчок, хотя я никогда еще не испытывал такого страха перед своей возможной находкой. Я не думаю, что она, даже все они, плохие люди. И уж конечно, это никак не относится к тебе, моя Паскаль. Я знаю, они убедили тебя, и ты пытаешься отговорить меня, потому что любишь. И, делая выбор, я предаю твою любовь. Невозможно выразить словами, какую боль я испытываю при этом.
Поймешь ли ты меня? И сможешь ли простить, когда я вернусь? Разлука не будет долгой – каких-нибудь пять дней. А может, и гораздо меньше. – Он опять помолчал, прежде чем добавить постскриптум. – Я беру с собой Кэлвина. И сейчас, когда записываю эти слова, он во мне. Я бы солгал, если бы сказал, что мы не пришли к… новому равновесию. Думаю, он будет полезен».
Изображение на бумаге померкло.
– Знаешь, – сказала Хоури, – были моменты, когда мне становилось его жаль и он даже казался симпатичным. Но он все испортил.
– Ты сказала, что Паскаль переживает.
– А как бы ты себя чувствовала на ее месте?
– Не знаю. Возможно, он прав. Возможно, она действительно знала о том, что должно произойти. И вполне вероятно, что ей следовало бы хорошенько подумать, прежде чем выходить замуж за такую свинью.
– Считаешь, он уже далеко?
Вольева бросила взгляд на бумагу, как будто надеялась получить новую информацию.
– Надо полагать, ему посодействовали. Тех, кто мог содействовать, осталось мало. В общем-то, никого, если не считать Садзаки.
– Его, конечно, не стоит исключать. Наверное, он вылечился быстрее, чем мы ожидали.
– Нет. – Вольева нажала на свой всеведущий браслет. – Я знаю, где находится каждый член триумвирата. Хегази – в воз душном шлюзе, Садзаки – в лазарете.
– Как насчет того, чтобы на всякий случай проверить?
Вольева схватила комплект одежды, достаточно теплой, чтобы можно было посетить любой отсек с искусственной атмосферой. Сунула за пояс игольный пистолет, а на плечо повесила тяжелый двуручный автомат, который Хоури выбрала для нее в арсенале. По сути, это было спортивное оружие с огромной начальной скоростью пули, изобретенное в двадцать третьем столетии. Продукт Первой Панъевропейской Демархии лежал в чехле из черного неопрена. По бокам ложа были инкрустированы два китайских дракона из золота и серебра, с рубиновыми глазами.
– Ни в малейшей степени не возражаю, – сказала она.
Они достигли воздушного шлюза, в котором был заперт Хегази. Последнему нечем было заниматься, кроме любования собственной персоной в полированных стенках. Так, во всяком случае, считала Вольева в те редкие минуты, когда вспоминала об арестованном триумвире. Вообще-то, ненависти к Хегази она не испытывала – слабоват он был, чтобы вызывать к себе такое чувство. Порой ей казалось, что существовать он способен только в тени Садзаки.
– У тебя с ним не было проблем? – спросила Вольева.
– Нет… разве что он все время доказывал свою невиновность. Говорил, что не выпускал Похитителя Солнц из ЦАПа. Звучало довольно искренне.
– Это очень старая техника, известная под названием «ложь».
Вольева поправила на плече автомат с китайскими драконами и взялась за рычаг механизма, открывающего внутреннюю дверь шлюза. Ноги прочно уперлись в покрытый слизью пол.
Нажим.
– Не могу открыть.
– Давай я попробую! – Хоури оттеснила ее и налегла на рычаг. – Нет, – сказала она после нескольких попыток. – Заело, должно быть.
– Ты, часом, не заварила дверь?
– Может, и стоило.
Вольева постучала:
– Хегази, ты меня слышишь? Что у тебя с дверью? Не можем открыть.
Ответа не последовало.
– Он там, – сказала Вольева после консультации с браслетом. – Не слышит через плиту?
– Мне это не нравится, – буркнула Хоури. – Дверь была в полном порядке, когда я уходила. Придется стрелять в замок. – Не ожидая согласия Вольевой, она крикнула: – Хегази! Слышишь меня? Мы будем стрелять в дверь!
Она сорвала с плеча плазмобой. На предплечье напряглись крутые мышцы. Другой рукой она прикрыла лицо и для надежности отвернулась.
– Подожди! – крикнула Вольева. – Мы слишком торопимся. А что, если открыта внешняя дверь шлюза? В таких случаях срабатывают датчики давления и задраивают внутреннюю дверь.
– В этом случае Хегази не доставит нам неприятностей. Разве что он умеет жить не дыша по нескольку часов.
– Верно. И все же не следует пороть горячку.
Хоури подошла к двери вплотную:
– Если тут и есть панель, показывающая давление за дверью, то ее нипочем не найти под грязью. Я могу поставить коллимацию на минимум. Просверлим дыру толщиной с иголку.
– Валяй, – согласилась Вольева после некоторого колебания.
– Хегази, мы изменили план! Я проделаю отверстие вверху двери. Если ты стоишь, то сейчас самое время сесть и подумать о приведении твоих дел в порядок.
Ответа не последовало.
«Плазмобою поставленная задача может показаться оскорбительной, – подумала Вольева. – Все равно что нарезать свадебный торт промышленным лазером».