Пространство Откровения
Шрифт:
Вольева настроила своих крыс так, чтобы они сообщили, когда начнут потреблять человеческие отходы – отмершие клетки кожи и прочее, исходящие не от нее, а от других членов команды. Таким образом Илиа узнает о пробуждении товарищей, даже если они будут находиться в самых отдаленных отсеках корабля.
– Люди, – опять пискнула крыса.
– Да слышала я!
Вольева опустила крысу на пол, а потом стала ругаться последними словами на всех известных ей языках.
Сопровождавшая Паскаль «оса» зажужжала еще громче и угрожающе приблизилась к Силвесту, ощутив в его голосе нервные нотки.
– Хотите узнать о Восьмидесяти? Ладно, расскажу. Я никому из них ни капельки не сочувствую. Все они знали, чем рискуют. И волонтеров было семьдесят девять, а не восемьдесят. Люди обычно забывают, что восьмидесятым был мой отец.
– Вряд ли их следует винить за это.
– Если глупость – явление наследственное, то не следует.
Силвест постарался расслабиться. Это было трудно. В какой-то момент разговора милиция распылила под куполом газ, вызывающий страх. Окрашенный в розовые тона день тотчас стал почти черным.
– Знаете что? – спросил равнодушно он. – При аресте у меня изъяли Кэла. Он вполне способен рассказать вам о своей деятельности.
– Я вас о его деятельности не спрашиваю. – Паскаль сделала пометку в компаде. – Я хочу узнать, что стало с его альфа-копией. Каждая альфа укладывалась в десять в восемнадцатой степени битов информации, – говорила она, снова что-то обводя кружком. – В привезенных с Йеллоустона материалах полно лакун, но мне все же удалось кое-что выяснить. Я узнала, например, что шестьдесят шесть альф находились в орбитальных хранилищах данных, что вертятся вокруг Йеллоустона. Большинство из них разрушены, но специально информацию никто не стирал. Еще десять оказались в поврежденных архивах на поверхности планеты. Остаются четыре. Три принадлежат либо к бедным, либо к почти угасшим линиям семьи. Остается одна альфа-запись. Ваш отец.
– К чему вы клоните? – спросил Силвест, стараясь не выдать глубокой личной заинтересованности.
– Не могу я принять на веру, что запись Кэлвина бесследно пропала точно так же, как пропадали другие. Не складывается. Институт Силвеста не нуждался в кредиторах или попечителях, чтобы защитить свое наследство, – это была одна из самых богатых организаций к началу эпидемии. Так что же стало с альфой Кэлвина?
– Думаете, я привез ее на Ресургем?
– Нет. Есть доказательства, что запись утеряна намного раньше. Последнее точное свидетельство ее присутствия в системе имело место более чем за сто лет до отправления экспедиции на Ресургем.
– Скорее всего, вы ошибаетесь. Проверьте ваши материалы как следует – и увидите, что эта альфа-копия была помещена во внепланетный банк данных в конце двадцать четвертого года. Институт через тридцать лет переехал, и, вероятно, вместе с ним переправилась и альфа. Затем, в тридцать девятом или сороковом, Институт подвергся нападению Дома Рейвичей. Все данные были стерты.
– Нет, – сказала как отрезала Паскаль. – Все это я досконально проверила. Выяснила, что в две тысячи триста девяностом году десять в восемнадцатой бит информации были перенесены Институтом Силвеста на орбиту, а через тридцать семь лет ровно такое же количество ее было изъято оттуда же. Эти биты – не обязательно Кэлвин. С таким же успехом это могут быть залежи метафизической поэзии.
– Значит, это ничего не доказывает.
Паскаль вручила ему свой компад. Ее иллюзорная свита из морских коньков и летучих рыбок брызнула в разные стороны.
– Не доказывает, но выглядит подозрительно. Почему альфа-запись исчезла примерно в то же время, когда вы отправились встречаться с затворниками? Можно ли считать эти явления связанными?
– Хотите сказать, что я замешан в этом деле?
– Данные о перемещениях альфы могли быть подделаны только тем, кто работал в организации Силвеста. Вы – очевидный подозреваемый.
– Правда, мотива не хватает.
– Это пусть вас не беспокоит, – отозвалась Паскаль, возвращая компьютер к себе на колени. – Один мотив я точно смогу найти.
Прошло три дня после сообщения крысы-уборщицы о начале пробуждения экипажа, и Вольева решила, что уже достаточно подготовлена. Илиа никогда не мечтала поскорее встретиться с товарищами, хотя трудностей в общении с людьми не испытывала; впрочем, она легко адаптировалась и к одиночеству. Правда, теперь ситуация хуже. Нагорный мертв. И все об этом уже знают.
Не считая крыс и Нагорного, команда корабля состояла из шести человек. Нет, из пяти – если без капитана. По мнению всех остальных членов команды, он не в счет, поскольку не приходит в сознание и, естественно, не общается с подчиненными. Его держат на борту лишь потому, что не теряют надежды вылечить. Властью на корабле сейчас является триумвират, куда входят Юдзи Садзаки, Абдул Хегази и Вольева. Есть еще два человека, они в одинаковых званиях, но ниже триумвирата – Кьярваль и Суджик. В самом низу списка стоял артиллерист по фамилии Нагорный. Теперь он мертв, и его место пустует.
В периоды активности члены команды обычно пребывали в четко определенных районах корабля, оставляя все остальное пространство Вольевой с ее машинами. По корабельному времени сейчас было утро. Здесь, на уровнях, отведенных для команды, освещение работало по принципу «день-ночь» и сутки состояли из двадцати четырех часов. Сначала Вольева посетила помещение, предназначенное для криосна команды, и нашла его пустым. Все капсулы, кроме одной, были открыты. Закрытая принадлежала Нагорному. Присоединив голову к телу, Вольева поместила артиллериста в капсулу и охладила его. Потом повозилась с капсулой, чтобы та вскоре вышла из строя и Нагорный разогрелся. Что к тому моменту он уже был мертв, смог бы догадаться только профессиональный патологоанатом. Разумеется, никому из команды не придет мысль подвергнуть тело скрупулезной экспертизе.
Илиа опять подумала о Суджик. У них с Нагорным одно время была связь. Суджик не следует недооценивать.
Вольева покинула помещение с криокапсулами, побывала в нескольких местах, где можно было бы встретить проснувшихся членов команды, а затем оказалась в лесу и сквозь чащу из высохших растений добралась до места, где ультрафиолетовые лампы еще действовали. Она очутилась на поляне и стала спускаться по скрипучей лесенке. Поляна выглядела идиллически, особенно сейчас, когда уже погиб практически весь лес. Золотистый свет искусственного солнца проникал сквозь густые кроны пальм. Вдали звенел водопад, снабжавший водой прудик с высокими берегами. С ветки на ветку перелетали попугаи и туканы. Птицы, сидевшие в гнездах, то и дело затевали шумную перекличку.