Пространство
Шрифт:
— Ты! Ты кто такая, черт возьми?
Мелба обернулась. Этот был из флотских, в форме. Правую ногу скрывал сплошной лубок. Торчащая из-под гипса ступня отливала сине-багровым, а тяжелое дыхание мужчины наводило на мысль о пневмонии или внутреннем кровоизлиянии.
— Мелба Кох, штатский электрохимик с «Сересье».
— Кому подчиняешься?
— Группа подчинена Микельсону, — ответила Мелба, с трудом припомнив имя.
Он встречался с бригадой всего один раз и не произвел на девушку впечатления.
— Меня зовут Никос, — сказал мужчина со сломанной ногой. — Будешь работать на меня. Пошли.
Он двигался с неожиданным изяществом. Мелба поторопилась,
— Знаешь, что это такое, Кох?
— Восстановитель воздуха.
— Главная установка восстановления воздуха, — словно не услышав, сам себе ответил Никос. — И это чертовски нехорошо. Резервные установки в данный момент горят, а запаса третьего уровня хватит примерно на семь часов. Из моей бригады, кто жив, все в работе по горло, так что это чинить тебе, понятно?
«Я не смогу, — подумала она. — Я не настоящий электрик. Я не умею».
— Я… схожу за инструментами.
— Не буду мешать, — сказал Никос. — Пришлю кого-нибудь, если найду.
— Хорошо бы, — сказала Мелба. — А ты как? В порядке? Помочь не сумеешь?
— У меня, похоже, раздавлен таз, и в кишках, наверное, непорядок. Сначала то и дело вырубался, — усмехнулся он. — Но меня по уши накачали из аварийной аптечки, и пока действует. Ну, я полетел.
Она толкнулась в нужную сторону. В горле стоял ком, мозг понемногу выстраивал стену, закрывающую дорогу шоку. Мимо обломков и трупов она добралась до склада, где лежали доставленные с «Сересье» инструменты. Ее карточка открыла доступ. Один ящик оказался расколот, обломки тестеров плавали в воздухе: зеленая керамика и обрывки золотой проволоки. Рен никуда не делся, хотя ящик-гроб, не удержавшись на магнитных присосках, сдвинулся с места. На миг Мелба окунулась в сон о пожаре. Подумалось: может, это все еще кошмар, может, все смерти — просто отражение темноты в ее мозгу? Она положила ладонь на ящик с Реном и не удивилась бы, почувствовав, что он бьется внутри. Накатило головокружение, почудилось, что корабль опрокидывается на нее и вот-вот раздавит. Вся кровь, весь ужас, все покойники, приклеенные к стенам, чтобы очистить место, — все это началось отсюда. Все грехи, которые она совершила и еще совершит, шли из одного центра — из костей под ее ладонью.
— Прекрати, — сказала она себе. — Прекрати сейчас же.
Она взяла набор инструментов и помчалась обратно в машинный зал, к разбитой установке. Никос успел найти еще двоих: парня в штатском и пожилую женщину во флотской форме.
— Вы — Кох? — обратилась женщина к Мелбе. — Хорошо, держите-ка его за ноги.
Мелба поставила ящик с инструментами на палубу, закрепила магнитом и толкнулась к пробитой в установке дыре. Механизм развернули, чтобы труп двигался свободнее. Мелба ухватила мертвого за ляжки, собрав в кулаки ткань брюк, и уперлась в металлический корпус.
— Готовы? — спросил мужчина.
— Готова.
Женщина отсчитала до трех, и Мелба стала тянуть. Поначалу ей казалось, что труп вовсе не поддается, а потом что-то порвалось, толчок отдался у нее в ладонях, и тело высвободилось.
— Одно очко в пользу героев, — похвалил с дальней стороны отсека Никос. Лицо его за это время покрылось пепельной бледностью. Как у умирающего. Мелбе хотелось отправить его в медотсек, но там, наверное, была очередь тяжелораненых. Он скончается либо за работой, либо дожидаясь помощи. — Уберите его в сторонку и закрепите, чтоб не втянуло обратно.
Мелба кивнула, покрепче ухватила тело и оттолкнулась по траектории, оканчивавшейся у дальней переборки. У трупа оказалась промята спина, но смерть наступила мгновенно, так что крови почти не было. Долетев до стены, Мелба закрепила его герметиком и придержала, пока пена схватывалась. Лицо мертвеца оказалось совсем рядом. Она видела пропущенные при бритье волоски. Карию радужку пустых глаз. Ей вдруг захотелось поцеловать это лицо, но она с отвращением отбросила дикую мысль.
Судя по мундиру, человек был из офицеров. Может, лейтенант. Белая карточка на шее, на снимке он смотрит серьезно. Мелба потянула карточку к себе. Не лейтенант — старший лейтенант. Старший лейтенант Степан Арсено, никогда не оказавшийся бы за Кольцом, если б не она. Мелба поискала в себе чувство вины, но для него уже не осталось места. Слишком много на ней уже было крови.
Она собиралась выпустить карточку, когда голосок в голове шепнул: «Наверняка у него был допуск к реактивным ранцам». Мелба моргнула. Мысли как будто прояснились, она огляделась, прогоняя остатки сна и бреда. У нее есть доступ к необходимому оборудованию. На корабле хаос. То, что надо. Вот он — тот самый случай, которого она ждала. Она сорвала карточку со шнурка и сунула в карман. Нервно оглянулась — никто не заметил.
Мелба облизала губы.
— Это нужно чем-то высверлить, — говорил парень. — Головку болта стесало, не отвинчивается.
Пожилая женщина, выругавшись, обернулась к Мелбе.
— У тебя есть что-нибудь подходящее?
— Здесь нет, — ответила Мелба, — но я, кажется, знаю, где лежит дрель.
— Давай скорей, не будем ждать, пока станет душно.
— Ладно, вы пока справляйтесь сами. Я скоро вернусь, — солгала Мелба.
ГЛАВА 24
АННА
Она никогда не любила эсхатологического раздела теологии. На вопросы прихожан об Армагеддоне отвечала, что сам Господь довольно уклончив в этом вопросе, так что не стоит особо беспокоиться. Верь, что Бог знает, как лучше, и не навлекай его гнева — этого довольно для верующего. В душе она издавна таила несогласие с милленаристскими ожиданиями. Не с самой теологией, которая имела полное право толковать по мере возможности пророчества о конце времен, а с восторгом разрушения, который иной раз закрадывался в подобные толкования. Это особенно относилось к некоторым сектам, чья литература была полна картин Армагеддона. Анна не понимала, как можно радоваться зрелищу перепуганных людей, бегущих от пожара, охватившего мир, в то время как последователи — безусловно, правильной религии — из безопасного места взирают на господню месть.
Показать бы им «Принца Томаса»!
Когда это случилось, она читала, поставив терминал на грудь и подперев подушкой, а руки заложив за голову. Три ноты перегрузочной тревоги прозвучали слишком поздно. Ее уже вмяло в амортизатор с такой силой, что сквозь двадцать сантиметров геля почувствовалось пластиковое основание койки. Ручной терминал проехался по груди, став вдруг тяжелее подросшей Нами. Он оставил полосу синяков на грудине и до крови разбил подбородок. Подушка продавила живот как десятикилограммовый мешок, выдавив в горло желудочную кислоту.