Пространство
Шрифт:
— Я более или менее в курсе. Но Станция закрыта, а основного пароля, так сказать, мне не дали. Ты мне для того и нужен, чтобы ее открыть.
— Вряд ли я смогу то, что не под силу тебе, — усомнился Холден. — Разве что составить компанию за обедом.
Миллер остановился — вроде бы в тупике, — тронул стену, и проход раскрылся диафрагмой. Он пропустил Холдена вперед, прошел сам и закрыл за собой дверь. Они оказались в новой просторной камере, более-менее восьмиугольной, со сторонами метров по пятьдесят. Здесь было полно таких же насекомоподобных мехов,
— Иной раз само обладание телом определяет твой статус. В низшем мире невозможно разгуливать свободно, не добившись чертовски серьезного доверия.
— В «низшем мире»?
Миллер пожал плечами и уперся ладонью в стену. Совершенно человеческий, беспомощный жест. Сияющий мох на стене нисколько не промялся от прикосновения. Губы у Миллера стали наливаться чернотой.
— Низший мир. Субстрат. Материя.
— Ты в порядке? — спросил Холден.
Миллер кивнул, хоть и выглядел так, будто сдерживал рвоту.
— Иной раз я начинаю знать такое, что не лезет мне в голову. Здесь, внутри, лучше, но будут и вопросы не по моей мерке. При всем дерьме, подключившемся к моим мозгам, даже думать — жесткий спорт, а если я переполнюсь, вполне возможно, что меня… ну, скажем, перезагрузят. То есть, ясное дело, сознание — это иллюзия и все такое, но я предпочел бы его сохранить. Не знаю, много ли буду помнить я следующий.
Холден резко остановился и с силой пихнул Миллера в плечо. Обоих шатнуло назад.
— Как по мне, ты кажешься вполне реальным.
— Кажешься! — поднял палец Миллер. — Подходящий глагол. Ты не задумывался, почему я исчезал, едва появлялся кто-то третий?
— Я — особенный?
— Ну, я бы так сильно не выражался.
— Хорошо, — кивнул Холден. — Попробую разобраться. Почему остальные тебя не видят?
— Не знаю, есть ли у нас время на такие разговоры, но… — Миллер снял свою шляпу и почесал в затылке. — Так вот, у тебя в мозгу сто миллиардов клеток и около пятисот триллионов синапсов.
— Хочешь проверить?
— Не вредничай, — небрежно бросил Миллер и снова напялил шляпу. — Так вот, вся эта дрянь — индивидуальной выделки. Нет двух одинаковых мозгов. Представляешь, какие мощности нужны, чтобы смоделировать хотя бы один человеческий мозг? Собери вместе все компьютеры — не справятся, даже если и не будут углубляться в содержимое каждой клетки.
— Ну и?..
— А теперь представь эти синапсы кнопками на клавиатуре. Пятьсот триллионов кнопок. Скажем, если мозг что-то видит и обдумывает. Мысль «вот цветок» нажимает пару миллиардов кнопочек в совершенно определенной последовательности. Причем то, что я сказал, — еще страшное упрощение. Это ведь не просто цветок, с ним связана уйма ассоциаций. Запахи, ощущение стебля в пальцах, букет, однажды принесенный тобой мамочке или подаренный девушке… Цветок, на который ты случайно наступил и пожалел о нем. А жалость выводит к уйме новых ассоциаций.
— Дошло, — примирительно поднял руки Холден. — Все сложно.
— А теперь представь, что тебе нужно нажать те самые кнопочки, чтобы заставить мозг думать о конкретном человеке, услышать голос, вспомнить, какую одежду он носил, чем пахнул и как снимал шляпу, когда чесал в затылке.
— Постой, — насторожился Холден, — так у меня в мозгу орудует протомолекула?
— Не совсем. Может, ты заметил, что я не в локалке.
— Это что за чертовщина?
— Ну, — взмолился Миллер, — можно ли объяснить обезьяне устройство микроволновки?
— Эту метафору я никогда вслух не выговаривал. Если ты не намерен пугать меня до чертиков, попробуй что-нибудь другое.
— А, да. Прямо сейчас, ради того, чтобы мы могли притвориться, будто я здесь, рядом с тобой, задействован самый сложный в Солнечной системе симулятор. Чтобы смоделировать подходящие реакции. Чтобы ты, черт тебя побери, сделал то, чего я от тебя добиваюсь.
— И что же это?
— Коснись той большой штуковины в центре.
Холден снова взглянул на конструкцию, ощутил исходящее от нее почти осязаемое давление.
— Зачем?
— Затем, — тоном взрослого, поучающего глупого ребенка, ответил Миллер, — что здесь все закрыто. Чтобы установить удаленную связь, нужен уровень авторизации, которого у меня нет.
— А у меня есть?
— Тебе не нужна удаленная связь, ты и так здесь. Материально. В некоторых отношениях это очень важно.
— Но я просто пришел сюда…
— Тебе помогли. Я заглушил охрану, чтобы тебя пропустили так далеко.
— Так это и десантников ты впустил?
— Брось! Что отперто, то отперто.
Чем ближе подходил Холден к восьмиугольной конструкции, тем труднее становилось идти. Дело было не только в страхе, хотя ужас забил ему глотку и тек ручьями пота по спине. Требовалось физическое усилие, как для преодоления магнитного поля.
Углы конструкции были выщерблены, на боках просматривался волосяной узор — знаки или нити грибницы, а возможно, то и другое. Холден протянул руку, и у него заныли зубы.
— И что будет? — спросил он.
— Ты хорошо разбираешься в квантовых механизмах?
— А ты? — ответил вопросом Холден.
— Оказалось, порядочно, — криво усмехнулся Миллер. — Ну, давай же.
— Я не загорюсь, не взорвусь, а?
Миллер ладонью, по-астерски, «пожал плечами».
— Не думаю. Я не в курсе всех охранных устройств, но полагаю, что нет.
— Так, — протянул Холден. — Но может быть?
— Угу.
— Понял. — Вздохнув, Холден протянул руку к грани машины и снова остановился. — Ты, собственно, не ответил на вопрос.
— Тянешь время, — заметил Миллер. — Какой вопрос?