Пространство
Шрифт:
— Крисьен! — Мужской голос догнал ее под высокими сводами атриума. Авасарала обернулась. За ней шел крупный человек, его кожа была заметно темнее, чем у нее, а волосы — чуть белее ее стальной седины. Он протянул руки, она шагнула навстречу и обняла его. Глядя на них, никто бы не догадался, что встретились главы двух из трех политических сил человечества. Пусть Земля боится Пояса, а Пояс презирает Землю, но дипломатия требует, чтобы АВП с ООН изображали дружбу, да и, по правде сказать, старый негодяй отчасти даже нравился Авасарале.
— Не собирались ли вы уехать, не попрощавшись? — спросил он.
— Улетаю только завтра, — возразила она, — а сегодня ужинаю с друзьями.
— Ну, рад видеть вас все той же. Минуту для меня найдете?
— Для главы военных сил крупнейшей террористической организации в обозримом космосе? — переспросила она. — Как не найти. Что у вас на уме?
Фред Джонсон неторопливо зашагал дальше, и она пристроилась с ним в ногу. Вокруг был полированный камень, в центре атриума стоял фонтан, вода медленно стекала по бокам абстрактной, бесполой человеческой фигуры. Фред присел на бортик фонтана. Она отметила, что пузыри всплывают медленно, как в масле.
— Сожалею, что не сумел оказать вам большей поддержки, — заговорил Фред, — но вы сами понимаете.
— Понимаю. Будем по возможности обходить углы — как всегда.
— На тех кораблях много наших астеров. Мне опаснее перебрать с жесткостью, чем с мягкостью.
— Передо мной можете не извиняться, — сказала Авасарала, — мы оба ограничены рамками ситуации. И мы, по крайней мере, не в таком дерьме, как Практанис.
— Знаю, — покачал головой Фред.
— Политическими вопросами здесь по-прежнему заправляет Андерсон Доуз?
Фред пожал плечами.
— Большей частью. Приглядывает за котятами. Только котята с пушками и вдрызг пьяные от неолибертарианской теории собственности. А у вас как? Как вам Гао в роли генерального секретаря?
— Она не дура, но учится притворяться, — сказала Авасарала. — Скажет нужные слова и сделает нужные жесты. Я за этим пригляжу.
Фред Джонсон хмыкнул. Фонтан урчал, успокаивающая музыка ни черта не успокаивала. Авасарале казалось, что она стоит на краю, но это была иллюзия — на деле все они давно шагнули за край.
— Берегите себя, Фред, — пожелала она.
— Будем на связи.
Объединенные силы безопасности ООН и Марса оцепили ради нее станцию трубы. Авасарала сидела в вагоне с затемненными стеклами, а у дверей расположились трое вооруженных мужчин. Пластиковые сиденья тянулись вдоль вагона, и она видела в стекле свое отражение. Лицо было усталым, зато при низкой силе тяжести выглядело моложе. Ей очень не нравились старческие брыли. Вагон шуршал по туннелю, по вакуумной, лишенной трения трубе. Авасарала прислонилась затылком к стене и на минуту закрыла глаза.
Марс был первым. Не первой станцией или колонией, а первой попыткой человечества разорвать связь с Землей. Дерзкой колонией, объявившей себя независимой. И, не окажись Соломон Эпштейн марсианином, не усовершенствуй он двигатель в самый подходящий момент, не миновать бы Марсу первой межпланетной войны. А так между планетами завязалась натянутая дружба, в которой каждая сторона смотрела на другую сверху вниз, и они вместе занялись освоением Солнечной системы. Так было, сколько Авасарала себя помнила.
Вот она, ловушка для старых политиков. Привычка живет дольше создавшей ее ситуации. Политик остается на месте, хотя ситуация, которая некогда подняла его на вершину, исчерпала себя. Соотношение сил изменилось, вместе с ним изменились модели, помогавшие разбираться, и Авасарале приходилось то и дело напоминать себе: раньше было не то, что сейчас. Прошлого больше нет.
В Наримане Авасарала вышла. На станции толпились местные, вынужденные дожидаться, пока проедет важная особа. На Земле это оказалась бы солянка из англосаксов и африканцев, азиатов и полинезийцев. Здесь все были марсианами, а она — землянкой. Пока охрана провожала ее к электрокарту, Авасарала гадала, кем они станут завтра. Новотерранцами, надо полагать? Если только самозахватчики не отстоят собственное название. А тогда?.. Илосионцы? Иллюзионцы? Чертовски глупо звучит.
И, господи, как же она устала! Шла ужасающе большая, ужасно опасная игра, и она так устала…
Ее проводили в отдельный зал в глубине ресторана. Здесь могли разместиться двести, а то и триста человек. Здесь были хрустальные люстры и настоящая серебряная посуда. Бокалы резного хрусталя и ковры, подражавшие древнему искусству персидского ковроткачества. Бобби Драпер сидела за столиком, и от одного ее присутствия все вокруг выглядело мелким.
— Вот те хрен, — сказала Авасарала, — я опоздала.
— Мне было сказано прийти пораньше, чтобы охрана успела проверить, — объяснила, вставая, Бобби. Авасарала подошла к ней. Странное дело: она легко и непринужденно обнимала Фреда Джонсона, в котором видела всего лишь политического соперника и инструмент. А Бобби Драпер ей по-настоящему нравилась, и Авасарала засомневалась, обнять ветерана артиллерии, подать ей руку или просто сесть рядом, словно они каждый день видятся. Она выбрала последнее.
— Как жизнь? — спросила она.
— На оплату счетов хватает, — ответила Бобби.
— И то неплохо.
Молодой человек с красивым жестким лицом и ухоженными руками призраком приблизился к ним, налил воды и вина.
— А вы как? — спросила Бобби.
— В общем неплохо. Мне сделали новое бедро. Арджуна уверяет, что я теперь скриплю.
— Ему слышно?
— Ему не привыкать. Вот новая работа совсем не по мне. Помощник генерального секретаря — было то, что надо. Власти — сколько угодно, а всякой хрени меньше. На новой должности приходится путешествовать. Встречаться с людьми.