Пространство
Шрифт:
Его живот как-то неестественно перекручивает, положение тела слегка меняется, терминал начинает соскальзывать. Удержать его не хватает ни сил, ни реакции. Терминал падает с бока в паре сантиметров от него. Если бы только сдвинуть с места локоть левой руки, прижатый около уха. Но рука не хочет двигаться.
Совсем не двигается. Она даже не напрягается при усилии.
«Блин, — думает он, — похоже, у меня инсульт».
***
Они были женаты уже шесть лет, когда Соломон на свои сбережения (за отличную работу и с разных бонусов) купил яхту. Корабль был небольшим — жилое пространство меньше его первой норы.
Но для Соломона этот корабль — отличная площадка для испытаний.
Яхта была спроектирована на основе двигателя, который был ему хорошо знаком, и конструкция основана на тех самых принципах, в разработке которых он принимал участие. Заглянув в технический паспорт, он мысленно видел каждый узел управления, каждую щель и крышку воздухозаборника. Еще не ступив на борт, он знал ее так же хорошо, как и все, чем он занимался. Некоторые части сопловой системы десять лет назад разрабатывал он сам. И, так как ему принадлежал патент, выбрав ее для испытаний некоторых усовершенствований для двигателя, он мог сэкономить себе полгода бумажной волокиты. При одной этой мысли ему хотелось смеяться от счастья. Никаких заявок в научную комиссию. Никаких отчетов для финансового отдела. Только сама яхта, ее реактор, пара противовакуумных скафандров и несколько заводских манипуляторов, оставшихся у него еще со школы. В давние времена ученый мог держать у себя в гараже ДНК-амплификатор и иметь приделок за домом, заставленный пчелиными ульями, либо заваленный деталями от компьютеров или наполовину законченными опытными образцами изобретений, которые изменили бы мир, если бы только удалось заставить их заработать.
А у Соломона теперь была яхта, и ее приобретение было самой важной и приятной его прихотью с того дня, как он сделал предложение Кэйтлин. Но, несмотря на тысячи свежих идей и проектов, тестов, наладок и доработок, пускавших ростки в его плодотворном уме, все же он очень сильно переживал за тот момент, когда нужно будет сообщить жене о том, что сделал. И когда этот момент наступил, его беспокойства оправдались.
— Ох, Сол, о боже!
— Я не потратил свою зарплату на нее, — ответил он. — Это все бонусные деньги. И вложил только мои. Наши общие я не трогал.
Кэйтлин сидела на скамье в их кухне-гостиной, постукивая кончиками пальцев по губам, как обычно, когда о чем-то напряженно думала. В динамиках звучала приятная, спокойная мелодия — легкая перкуссия и струнные переборы на самые разные лады— достаточно громкая, чтобы заглушать свист воздухоочистителей, но при этом не мешать разговору. Это жилье, как и все новостройки на Марсе, было просторнее, более удобно расположено и находилось глубже под поверхностью.
— Итак, ты пытаешься мне сейчас сказать, что можешь тратить столько денег со счета, сколько тебе вздумается, не говоря мне ничего, особенно если сумма, которую ты снимаешь, меньше бонусов, которые ты получаешь. Ты это хочешь сказать?
— Нет, — отвечал он, хотя Кэйтлин попала почти в точку. — Я лишь хочу сказать, что это не из тех денег, на которые мы живем. У нас на все хватает: и на счета, и на текущие долги. Не будет такого: мы покупаем продукты, и вдруг выясняется, что на счетах пусто. Ни работать сверхурочно, ни брать подработки нам не придется.
— Ладно.
— А эта работа важна. Та схема ускорения потока газов электромагнитным полем, над которой я работаю, может дать значительное увеличение движущей силы, если удастся добиться…
— Ладно, — прервала она.
Он прислонился к дверной раме. В динамиках струны выводили нежное восходящее арпеджио.
— Ты сердишься.
— Нет, милый. Не сержусь, — мягко ответила она. — Злиться — значит кричать. А мне просто не очень приятно, ведь ты, считай, исключил меня из самого интересного. В самом деле, посмотри на себя. Ты сейчас весь веселый и радостный, я тоже хочу так. Я хочу прыгать, размахивать руками и говорить о том, как все замечательно. Но те накопления были нашей финансовой подушкой. Тебе все равно, ты потратил наш НЗ, а если нам вдруг обоим станет все равно? Первая же нештатная ситуация, и мы пойдем по ветру. Мне нравится, как мы сейчас живем, поэтому сейчас мне приходится быть тем, кто волнуется, не одобряет все это и не в восторге. Ты сваливаешь на меня роль взрослого. Я не хочу быть взрослой. Я хочу, чтобы мы оба были взрослыми, и тогда мы бы вместе смогли бы быть детьми иногда.
Она взглянула на него и пожала плечами. Черты её лица стали казаться острее, чем на момент их встречи. В темных волосах появились сединки. Когда она улыбается, он чувствует, как его сердце оживает.
— Может… я слегка переборщил. Просто увидел и решил, что мы можем себе её позволить.
— И ты сорвался с места, не подумав, что из этого получится. Потому что ты — Соломон Эпштейн, самый серьезный, сверхорганизованный и последовательный человек из тех, кто когда-либо принимал важные решения в жизни, следуя простому порыву.
Если бы не теплота и веселость в ее голосе, эти слова звучали бы как упрек, а так в них была лишь любовь.
— Все же я милый, — пробормотал он.
— Ты восхитителен. И я хочу, чтобы ты мне рассказал все, что собирался, про свою покупку, что бы это ни было. Только сначала пообещай мне, что в следующий раз ты постараешься думать о будущем.
— Я обещаю.
Они провели вечер вместе, говоря о мощности и эффективности, о выбросах массы и о множителях ускорения. А когда Сол закончил рассказывать, они поговорили о том, что следует ответственно спланировать свою старость и посоветовались, не пора ли обновить завещания. Соломон и Кэйтлин словно извинялись друг перед другом, и он надеялся, что разговор пойдет в том же ключе, после того, как она узнает, во сколько им будет обходиться содержание яхты. Это будет новый этап битвы.
Днями он, как обычно, работал вместе со своей командой в группе по проектированию реактивных двигателей, а ночами сидел перед мониторами в их норе, занимаясь собственными изобретениями. Кэйтлин запустила проект в сети вместе с группой из Лондрес Нова, в котором обсуждалось, каким образом организации наподобие «Квиковски» могли бы остановить накалившеюся ситуацию между Марсом и Землей. Когда он слышал ее разговоры с остальными о пропаганде, расхождении в вопросах морали и каких-то других псевдо правдивых непонятных вещах, она то и дело упоминала литий, молибден, а теперь еще и вольфрам. Все остальные темы были важны, интересны, познавательны и обстоятельны, но если им не удастся урегулировать спор за права на обладание рудными залежами, то можно было перепробовать все, но так и не решить проблему. Сола охватывала гордость за нее каждый раз, когда она так говорила. Издержки гуманитарного образования трудно преодолевать, но Кэйт замечательно с этим справлялась.