Простреленная репутация
Шрифт:
В студии всё было готово для выхода в эфир. Лёгкий полумрак, громко играет весёлая музыка, две стационарные камеры нацелены на подсвеченный прожектором стол. За столом сидел симпатичный молодой парень, разминал горло, наговаривая что-то в микрофон. У камер – двое, один занят светом, ещё один – за пультом. Итого пятеро.
Наши люди ко всему привычные. Война, трудно чем-то удивить. Увидели вооружённых бойцов в масках, сразу подняли руки вверх, даже спрашивать ничего не стали.
– Да опустите руки, работайте, – весело распорядился Казбек, беря стул и присаживаясь рядом с парнем
– Тимур, – послушно представился парень.
– О! Тёзка, значит, нашего певца... А я – Казбек. Ты не нервничай, Тимур, всё будет нормально. У нас три минуты до эфира. Сейчас декорации поменяем и начнём. Ты, за пультом, – поди-ка сюда...
Казбек дал оператору пульта кассету с песнями Тимура Муцараева (точно – тёзка ведущего), и спустя несколько секунд в студию ворвался знакомый всем чеченцам хрипловатый голос, торжественно и печально певший об орле войны, который вечно кружит над нашей многострадальной родиной. Я с этим парнем сам лично не знаком и ни разу его не видел, но голос у него, скажу я вам... Это просто гипноз какой-то. Короче, даже самому умному скептику хочется бросить свою благополучную московскую жизнь, взять оружие и рвануть в горы.
Между тем двое моджахедов быстро прикрепили на стену за столом флаг Ичкерии, чуть ниже, врезаясь верхним обрезом в полотно, пришпилили кнопками плакат.
Плакат – моя задумка. Сам эскиз набрасывал, приглашал настоящего художника, чтобы сделал как следует. На фоне гор и кровавого заката – мужественное лицо Шамиля и рядом, чуть пониже и помельче, как будто отражение, – лицо Мовсара. Шамиль смотрит мудро и пытливо прямо перед собой, взгляд Мовсара полон боли и гнева и направлен вдаль. Хорошо получилось! Особенно в свете студийного прожектора и на фоне печальной песни Тимура.
Казбек положил перед собой прозрачный скоросшиватель – речь и кивнул стоявшему у входа моджахеду. Тот вышел.
– Тимур, новости будем вместе вести. Ты начинай, как обычно. Смотри на руку. Как два раза легонько прихлопну по столу – пауза. Я буду говорить.
– Да это, вообще, не совсем новости, – замялся Тимур. – Так, короткий пересказ основных событий и концерт по заявкам...
– А нам без разницы. Всё, готовность – минута. Да, операторы! Если в телевизоре не появится картинка, мне тут же позвонят. Смотрите, чтоб без фокусов...
В это время в студию зашла съёмочная группа Си-эн-эн, свидетель дед и наши моджахеды, которые привели пленных и предателей. Операторы выбрали удобное место в углу и стали снимать: один – стол, второй – пленных и предателей, которых поставили пока так, чтобы они не попадали в поле зрения стационарных камер. Корреспондент что-то тихо бубнил в микрофон по-английски. Дед присел на стул рядом со столом и таким образом сразу попал в общий план. Покосился на Казбека в маске, ухмыльнулся в бороду, но ничего не сказал. Короче, рабочая обстановка. Мой «приятель» Руслан, у которого камера была совсем маленькая, в отличие от его штатных коллег, плавно водил объективом по всей студии, повсюду успевал.
Один из студийных операторов показал три пальца, два, один...
– Добрый вечер, дорогие земляки! – начал вещание Тимур. – В прямом эфире
– ...и Казбек, – очень гармонично вступил Казбек. – Мы не займём у вас много времени и расскажем последние новости. И кое-что покажем...
Казбек хорошо поставленным голосом двигал речь, лишь изредка поглядывая в текст – накануне тренировался. Привожу только отправные пункты, насчёт деталей вы и так в курсе. Есть такой славный парень – Мовсар Дадашев. Это наш амир, молодой, да ранний. Затеял он славное дело против кяфиров, но... довести до конца не успел. Потому что предали его свои же. Вот они, предатели...
Тут моджахеды втолкнули на пятак перед столом предателей. Ввели в кадр, короче. Выглядели они нормально, не шатались, только подслеповато щурились – прожектор светил.
– Откуда вы, земляк? – вполне дружелюбно спросил Казбек.
– Из Элин-Юрта, – с готовностью ответил предатель-отец.
– Хочу напомнить уважаемым телезрителям, что федералы взяли нашего амира как раз неподалёку от Элин-Юрта, – прокомментировал Казбек. – Ты сам сообщил федералам?
– Нет, сына послал.
– Куда послал?
– В Ханкалу.
– Что ты сказал федералам в Ханкале? – На этот раз Казбек адресовался к сыну предателя.
– Сказал, что отец велел, – откровенно выдал сын.
– Что именно отец сказал передать?
– Что у нас здесь моджахеды Шамиля...
– И сколько ты получил за эту информацию?
– Сто баксов. Ну, сто долларов...
– Достаточно. – Казбек кивнул моджахеду, у которого был второй трофейный «вал»...
Моджахед деловито зашёл сбоку, чтобы не попасть в посторонних, выстрелил в голову сначала отцу, затем сыну. Тела упали перед столом, на полу сразу стала образовываться большая лужа крови...
В студии воцарилась гробовая тишина, раздавался только печальный голос Тимура Муцараева, певшего на этот раз о наших братьях, павших в борьбе с оккупантами.
Другой Тимур, который за столом, побледнел, как лист бумаги, вытаращил глаза и хватал ртом воздух. Оба оператора Си-эн-эн тоже вытаращились, застыли как камни и от неожиданности опустили камеры. Журналист присел в углу и обхватил голову руками, как будто боялся, что сейчас начнут стрелять в него. Руслан – стрингер, продолжал снимать. На лице – никаких эмоций, разве что прищурился да подобрался весь, как кошка перед прыжком. Славный парень, с таким стоит продолжить знакомство. Вот он – золотой кадр, который я ему обещал. Не зря взял камеру, не зря...
– В кого вы превратились, вайнахи? – тихо и зловеще вопросил Казбек. – Ваша честь, жизнь ваших братьев... за сто баксов?!
В этот момент в студии стали отчётливо слышны раздававшиеся где-то на улице выстрелы. Значит, супостаты всё-таки смотрели передачу и ломанулись проверить, что там за гадости происходят в двух шагах от них! Очень хорошо, и не надо давать никаких команд. Перестрелка быстро набирала силу, сочно бухнул один взрыв, затем второй...
Один из моджахедов приложил к уху переданный ему на хранение спутниковый телефон Казбека. Буркнул: «Сейчас передам», затем вошёл в кадр, склонился к командиру, сказал ему что-то на ухо и отдал телефон.