Простые смертные
Шрифт:
— Акцио Северус!
Снейпа перекинуло в воздухе, сильно рвануло за талию. Ему показалось, что его перерубили пополам или переломили. Он не знал, что именно кричала Энни там, в дверном проеме, но он больше не падал, только ступни его болтались прямо перед лицом, и было очень трудно дышать.
— Северус!
Он висел, чудом зацепившись за что-то поясом брюк, и видел под собой темную пропасть. Два этажа плюс крыша — высоко, и если он свалится прямо так, как висит, выжить ему уже не удастся.
— Северус! Ответьте мне!
Снейп молчал. В голосе Энни была неподдельная
— Северус!
Несколько секунд стояла тишина. Потом Энни с криками и слезами бросилась вниз, на улицу.
Он не умер, и она не умерла. Хоркруксы — как якорь, не позволяющий уйти. У Энни тоже есть хоркрукс, откуда? А откуда он у него самого? Интересно, что будет, когда он все-таки упадет? Он останется призраком в этом доме, как и все, кого убила тут Энни? Амбридж… Малфой… Грейнджер… и кто-то еще.
Может быть, Энни тоже призрак.
А еще — Эванс. Кто такая Эванс?
— Северус!
Снейпа на секунду ослепил свет, ударивший прямо в лицо снизу. Энни не забыла захватить фонарь и теперь выхватывала свою жертву лучом из темноты, но не могла вырвать ее у коварной крыши.
— Северус! Я… я… я…
Энни рыдала, и это было так странно и страшно, страшнее, чем то, что Снейп пережил до сих пор. Она казалась неспособной на простые человеческие слезы — это было слишком нормально, а потому — неправильно.
Жутко.
— Простите меня, Северус. Пожалуйста. Простите. Простите. Простите…
Свет пропал, и Снейп услышал, как упал фонарик, а следом на колени упала Энни и разрыдалась уже всерьез.
Она плакала так, как плачет ребенок, случайно или намеренно погубивший любимую птичку. Оторвал ей крылышки, потом лапки, потом голову — и теперь птичка не летает и больше не полетит никогда. Дети жестоки, вспомнил Снейп и вспомнил — что такое дети.
Его класс, обычный класс начальной школы, мелкота с рабочих окраин. Все разные — кто-то любил учиться, кто-то был хулиганом, кто-то просто приходил каждый день на уроки, чтобы не злить родителей. И он…
Себастиан.
Фамилию он не помнил, но знал, что учил детей, учил — и ненавидел. За крики, за драки, за любопытство, за то, что у кого-то из них были шансы стать действительно великими людьми, а кто-то, несмотря на все усилия учителей, все равно погибнет лет через пять от наркотиков или слишком беспечной езды под парами дешевого алкоголя. За то, что на кого-то он тратил слишком много сил, а кто-то через десять-пятнадцать лет взлетит так высоко, что и не вспомнит школьного учителя. За то, что одни крали его время, а другие украдут возможности. За то, что он сам в детстве очень старался, но так ничего и не достиг.
За то, что у них было все впереди, и быстрая смерть, и великие дела.
«До сих пор не найден Себаст…»
Себастиан-без-фамилии, школьный учитель, трус, ничтожество, не сумевший сохранить свою семью, безответственный, никчемный человечишка, суицидник-неудачник. Вот кто он такой, а вовсе не волшебник Северус Снейп, победивший какого-то могущественного мага и обманувший смерть.
Смерть не обманешь. Ее можно только подразнить.
— Я хотела быть такой же, как они.
Себастиан чувствовал, как дрожит та самая планочка — или что это было, — которая держала его на этом свете. Последняя ниточка, связывающая его с миром живых.
— Как Рэббит Плот. Это дикие вещи, дикие, глупые, там вы — не вы, там все не так, весь мир другой…
Энни бредила. Ее больной ум не выдержал ожидания потери. Ее птичка не просто умерла — бескрылая и безногая, с полуоторванной головой, она забилась в щель, откуда ее никак не достанешь.
— Но мне говорили — нет. Мне говорили — много ошибок. У Рэббит Плот их почти нет. Мне говорили — это не то, совсем не то. Дифферент Уорлд, кажется, так. Не знаю, где он. Я бы его убила.
Себастиан закрыл глаза. Он бы хотел умереть не под это бессвязное, непонятное нытье, но, наверное, у него не было выбора.
— А еще есть другие. Их много. Они все разные. И они видят вас своего, они, но не я. Я не могу поделиться с другими вами, не могу показать вас таким, какой вы есть…
Где-то чирикнула птичка. Начинался рассвет.
— Были и другие. Я показала вас им, я ждала, что они поймут, что удивятся, оценят. Но нет. Они кричали, что я бездарность. Что я извратила мир, что я искалечила вас, что они вас не узнают. Что я не умею говорить словами, что я недостойна. И когда я увидела вас, поняла, что я должна сделать…
Она замолчала. Себастиан вздохнул, планочка под его весом слабела. И внезапно ему стало все равно. Он же хотел уйти из жизни, у него не получилось тогда, что ж, все равно он получает то, что желал, потому что смерть не обманешь. Он неосторожно ее подозвал, и все это время она терпеливо ждала, пока он образумится — или пока образумят его. Одна, с пустыми руками, смерть уходить уже не собиралась.
— Вы долго там были. Наверное, несколько дней. Или, может, просто прошел дождь, вы намокли, дрожали, вы бредили. Я могла бы пройти мимо вас, какая мне разница, кто лежал там… Я просто решила сходить под кустик. Дорога долгая. Знаете, Северус, банк мне отказал. Я ездила в этот город, надеялась, что хотя бы там мне помогут, но нет. Я сидела под кустиком, а потом услышала стон. Я пошла вас искать. И когда я увидела вас, то решила — а почему бы и нет. Это хороший выход. А потом я взглянула вам в лицо…
Себастиан умирал под ее бормотание. Он не чувствовал своего затекшего тела, к голове приливала кровь. Он решил, что уже почти мертв, а в сарае между тем закудахтали куры…
— Я привезла вас домой. Это чудо. Просто чудо. И я решила — я напишу вас как вас, и никто, никогда, ни за что мне не скажет, что я извратила вас. Я люблю вас…
Надсадно, хрипло заорал петух, и Себастиан оцепенел. Петух орал где-то недалеко, но явно не в сарае Энни.
— Вот видите, Северус. Вы умрете, я вас уже не спасу. Наверное, я потеряла магию. Всю, до конца. И вы… и вы тоже. Вы же умели летать, но вы не летите. Все кончено. А потом снова придут эти люди и отберут у меня дом, но не вас…