Простые смертные
Шрифт:
Береги себя, кажется, так он сказал мне совсем недавно, почти что вчера.
Его отец, его семья и все такое. При чем здесь я?
Я смотрела на спящего Брубека: резкие черты, полувзрослое-полудетское лицо.
Ответ явился сам собой и был совершенно очевиден: «Потому что ты ему нравишься, креветка безмозглая!»
Но если я ему нравлюсь, почему же он не пытался за мной ухаживать?
Он умный, догадалась я. Сперва он хочет добиться того, чтобы ты была ему благодарна.
Правильно. Ну, конечно. И вот тут мне стало ясно: пора делать ноги.
Вдоль потрескавшейся проселочной дороги росли одуванчики и чертополох, а зеленые изгороди были выше меня. Утреннее солнце светило ярко, как луч лазера. Сама не знаю зачем, я стащила у Брубека его кепку, когда потихоньку выбиралась из церкви, но сейчас эта кепка с козырьком очень мне пригодилась. Ничего, Брубек не рассердится, а если и рассердится, то не очень сильно. Я прикинула, что до Рочестера отсюда миль шесть или семь и надо бы поскорее пройти напрямик через поля до ведущего туда шоссе. Я надеялась, что мои стертые в кровь ноги это выдержат. Ничего, придется выдержать: все равно у меня в рюкзаке не имеется ни походной аптечки, ни хотя бы пластыря. В животе бурчало от голода, но и желудку придется потерпеть, так что до Рочестера пусть лучше заткнется – а уж
Заметив, что проселочная дорога упирается в ворота какой-то фермы, я подошла поближе, взобралась на ворота и увидела перед собой целое поле капусты.
Дальше виднелись еще одни ворота. В небе еле заметной точкой кружил коршун. Ладно, шести дней мне вполне хватит, подумала я. Обычно полиция начинает искать пропавших подростков не раньше чем через неделю. Так что шесть дней как раз хороший срок, чтобы доказать маме, что я вполне могу сама о себе позаботиться в этом «огромном гадком мире». И тогда у меня будет – как это говорят? – более сильная позиция в спорах с нею. Да, я прекрасно обойдусь и без помощи Брубека, без его «товарищеской» поддержки. Просто нужно очень аккуратно расходовать деньги, чтобы хватило на подольше. А может, вспомнить времена, когда я развлекалась мелкими магазинными кражами?
Как-то раз в прошлом году, в субботу, мы, несколько девчонок, пошли в «Чатем роллер диско» праздновать день рождения Эли Джессоп, но там была такая тоска, что я, Стелла и Аманда Кидд потихоньку выбрались оттуда и оказались на главной улице Лондона. Аманда Кидд спросила: «Ну, кто хочет половить рыбку?» Я отказалась, но Стелла сказала: «Ладно», так что и мне пришлось притвориться, будто я тоже вся такая крутая, и мы пошли в этот гигантский магазин «Дебнемз». Я в жизни своей ничего не украла и чуть не описалась от страха, когда Стелла сперва спросила у продавщицы что-то совершенно бессмысленное, а потом как бы случайно уронила со стенда в косметическом отделе два тюбика помады, наклонилась, чтобы поднять их, и один сунула себе в туфлю. Потом и я поступила точно так же с какими-то понравившимися мне сережками, а при выходе из отдела даже нагло спросила у продавщицы, до какого времени они открыты. Как только мы благополучно вышли на улицу, мне показалось, что весь мир выглядит иначе, словно все правила в нем полностью переменились. Я поняла: если умеешь держать себя в руках, то можешь получить все что хочешь. Аманда Кидд, например, прикарманила темные очки стоимостью фунтов десять. Стелла – помаду от Эсти Лаудер, да и в моих сережках «бриллианты» сверкали, как настоящие. Затем мы направились в кондитерский магазин «Свит фэктори», и пока мы с Амандой Кидд совали в карманы и за пазуху всякие сладости, Стелла заговаривала зубы какому-то парнишке из тех, что подрабатывают там по субботам: она, мол, уже сто лет по субботам его здесь видит, и он ей даже снился, и не хочет ли он немного погулять с ней где-нибудь после работы? Последним на нашем пути оказался универмаг «Вулворт». Мы со Стеллой пошли примерять кофточки сорокового размера, причем с самыми невинными намерениями, но буквально через минуту менеджер и продавец взяли нас в кольцо, а следом явился и тамошний полицейский, держа за руку Аманду Кидд, трясущуюся и белую как полотно, и заявил: «Вот вместе с этими самыми она как раз сюда и явилась!» Менеджер велел нам подняться к нему в кабинет, и все мое самообладание тут же куда-то улетучилось, но Стелла по-прежнему держала себя в руках и довольно-таки нагло рявкнула в ответ: «А кто вы, собственно, такой?»
Менеджер миролюбиво сказал: «Давайте, милочка, просто пройдем ко мне в кабинет» – и попытался положить руку ей на плечо.
Стелла гневно отшвырнула его руку и заорала уже в полную силу: «Держите свои грязные лапы подальше, мерзкий карлик! И вообще, с какой стати вы решили, будто я и моя сестра как-то связаны с этой… магазинной воровкой? – Она зыркнула глазами в сторону Аманды Кидд, которая уже вся тряслась и рыдала в голос. – Нет, вы мне скажите, с какой стати нам что-то красть в вашей мерзкой лавчонке, где торгуют всяким хламом? – С этими словами Стелла вытряхнула содержимое своей сумочки на прилавок и заявила: – Ох, лучше бы вы оказались правы, мистер Менеджер! А теперь мой отец прямо в понедельник пришлет вам судебную повестку! Не заблуждайтесь на мой счет: я отлично знаю свои права». Многие покупатели уже чуть шею себе не свернули, глазея на нас, – и, чудо из чудес, менеджер отступил и пробормотал, что, возможно, полицейский ошибся, так что мы свободны и можем идти. Стелла снова рявкнула: «Я и так знаю, что свободна и могу идти куда захочу!» Сложила свои вещички в сумочку, и мы с ней вывалились на улицу.
Потом мы потихоньку вернулись обратно в «Роллер диско» и никому не сказали, что случилось. Мать Аманды Кидд в конце концов была вынуждена пойти в «Вулворт», чтобы ее вызволить. Я страшно боялась: вдруг Аманда нас заложит, но она не посмела. Но всю следующую неделю ходила завтракать с другими девчонками, и мы с ней больше, пожалуй, ни разу по-настоящему не разговаривали. Она у нас в выпускном классе сейчас вторая по успеваемости, так что, похоже, то, что ее тогда поймали, даже пошло ей на пользу. Но дело в том, что я, в отличие от Стеллы, по природе своей не воровка и не лгунья, однако ей в тот день, после «Вулворта», вполне удалось убедить меня, что мы совершенно ни в чем не виноваты. Представляете, какой дурой я чувствовала себя теперь, когда она и из меня сделала «Аманду Кидд»? Неужели Стелле вообще не нужны никакие друзья? Или для Стеллы друзья – это только средство получить то, что ей хочется?
Слева от меня высилась крутая насыпь и наверху широкое, четырехполосное шоссе, а справа – поле, расчищенное, судя по всему, для массовой застройки. Там было полно всяких экскаваторов, бульдозеров и самосвалов; и повсюду – высокие проволочные ограждения и объявления типа «Наденьте защитную каску!»; а над табличкой «Вход только по пропускам» кто-то написал краской из баллончика: «Aint No Black in the Union Jack» [14] да еще и пририсовал пару свастик. Все еще было довольно рано, только без двадцати восемь. Брубек, наверное, уже покатил на своем велосипеде домой, а в «Капитане Марло» все еще спят. Впереди виднелся проход под шоссе, и я направилась к нему. Я была метрах в ста от прохода, когда заметила там какого-то мальчишку и остановилась, потому что это было очень и очень странно, но я могла бы поклясться…
14
«И никаких черных в нашем Соединенном Королевстве» (англ.). Граффити английских наци-скинхедов.
Да, это был Жако! Он просто стоял там и смотрел, как я иду к нему. Я отлично понимала, что настоящий Жако сейчас находится в двадцати с лишним милях отсюда; наверняка рисует какой-нибудь лабиринт, или читает книгу о шахматах, или делает что-нибудь такое, свойственное только ему одному; однако у стоявшего передо мной парнишки были точно такие же растрепанные каштановые волосы, такая же форма головы, те же черты лица, та же манера держаться; и даже майка у него была такая же, как у Жако, с надписью «Liverpool FC» [15] . Я слишком хорошо знала, как выглядит мой брат, и это действительно был либо он, либо абсолютно идентичный ему близнец, о котором просто никто до сих пор не знал. Я стала медленно приближаться к нему, не осмеливаясь даже моргнуть, чтобы он вдруг не исчез, и, когда до него оставалось метров пятьдесят, помахала ему рукой. И этот парнишка, который никак не мог быть моим младшим братом, тоже помахал мне в ответ. Не выдержав, я громко окликнула его по имени, но он никак мне не ответил, а повернулся и вошел в туннель под шоссе. Я просто не знала, что думать, и поспешила за ним следом. Мне вдруг пришла в голову нелепая мысль: а что, если Жако тоже сбежал из дома, чтобы меня отыскать? Хотя разумная часть моего «я» возражала и твердила, что это никак не может быть он. Да и откуда Жако было знать, в какой стороне меня искать?
15
Liverpool Football Club (англ.) – футбольный клуб «Ливерпуль».
Теперь я уже бежала со всех ног, понимая, что происходит нечто очень странное, но не зная, что это значит. Туннель предназначался только для пешеходов и велосипедистов, так что был довольно узким и коротким, длиной ровно в четыре автомобильных полосы плюс газон, отделявший правую сторону шоссе от левой. На его дальнем конце, словно в квадратном окошке, виднелись поле, небо и крыши домов. Я вошла в туннель и сделала несколько шагов, не сразу заметив, что чем ближе к центру, тем становится светлее, а не темнее, и вместо гулкого эха вокруг царит почти полная тишина. Я сказала себе: ерунда, тебе просто показалось, не тревожься, но уже через несколько шагов мне стало совершенно ясно – проход под шоссе полностью изменил форму, стал значительно шире и выше и превратился в некое странное, какой-то ромбической формы помещение… причем помещение это находилось явно не в Англии, в каком-то ином, далеком, месте. Это было просто невероятно, и я испугалась. Однако же я понимала, что не сплю, что все это происходит на самом деле, но все же никак не может быть реальностью. Я остановилась, потому что боялась налететь на невидимую стену. Где же я? Я никогда в этом месте не бывала. Неужели это кошмарный сон наяву? Может, все это исчезнет, как только я очнусь? Слева и справа от меня были узкие окна, до каждого – шагов десять. Я не собиралась смотреть в эти окна – все равно я там не увижу никаких бетонных стен и никакого прохода под шоссе. И все же в окне слева я заметила какие-то странные серые дюны, словно карабкавшиеся по склону высокой горы, а в окне справа была почти ночь, и там дюны пологими волнами катились к морю, казавшемуся абсолютно черным. Да, оно было черным-пречерным, точно тьма, запертая в шкатулке, хранящейся в подземной пещере на глубине по крайней мере мили. К центру это помещение, где бы оно ни находилось, явственно расширялось, и там стоял длинный стол; я подошла к этому столу слева, а справа к нему одновременно со мной подошла какая-то молодая и очень красивая женщина. Вот только красота ее была холодной и неживой, как у загримированной актрисы, к которой даже прикасаться нельзя. У нее были очень светлые, казавшиеся почти седыми, волосы, очень бледная, цвета слоновой кости, кожа и очень яркие темно-розовые губы; одета она была в темно-синее, как полночь, бальное платье и выглядела как сказочная фея…
Да, это была она, мисс Константен. Та самая, что сидела в кресле возле моей постели, когда мне было восемь лет. Но почему мой разум вдруг вздумал проделывать подобные фокусы именно сейчас? Мисс Константен подвела меня к какой-то картине, висевшей в остром углу этого ромбовидного зала; картина изображала мужчину, похожего на библейского святого, только на его лице не было глаз. Я стояла всего в нескольких дюймах от картины и хорошо разглядела его лицо. На лбу у этого святого чуть выше переносицы виднелось черное пятно. И это пятно росло. И в нем был зрачок. Значит, это глаз? И я вдруг почувствовала, что и у меня во лбу есть такой же «глаз», причем в том же самом месте; но теперь я уже не была полностью уверена, что я – это по-прежнему Холли Сайкс; хотя, если я перестала быть собой, то кем еще я могу являться? Из пятна у меня на лбу что-то вышло и теперь болталось прямо у меня перед глазами. Когда я пыталась посмотреть прямо на него, оно исчезало, но если я немного отводила глаза, то краем глаза видела, что оно похоже на маленькую мерцающую планету. Затем появилась еще одна такая «планета», и еще, и еще. Четыре непонятные мерцающие штуковины! Я почувствовала во рту вкус зеленого чая, и вдруг вокруг меня словно стали взрываться бомбы, и мисс Константен страшно завыла, и пальцы у нее на руках превратились в когти, и вспышка какого-то невероятно яркого синего света отбросила ее прочь, и она покатилась по столу под ударами этого света, потрескивавшего как кнут. А святой старец на картине разинул рот, и оказалось, что во рту у него полно острых звериных зубов, и он издавал такие жуткие вопли и стоны, что казалось, будто со скрежетом трутся друг о друга металл и камень. Вокруг метались какие-то тени, силуэты людей, точно в театре теней, порожденном воображением некого безумца. На стол вдруг впрыгнул какой-то старик с глазами рыбы пираньи. У него были длинные вьющиеся черные волосы и красный, как у пьяницы, нос; на нем был черный костюм, и от него исходил какой-то странный ярко-синий свет, словно он весь был насквозь пропитан радиацией. Старик помог мисс Константен подняться, и она указала пальцем с длинным серебристым ногтем-когтем прямо на меня. Помещение тут же охватило черное пламя, послышался громкий рев, как от двигателя реактивного самолета, и я поняла, что не могу ни убежать, ни вступить с ними в бой; я даже ничего толком разглядеть не могла в языках этого черного пламени; я могла лишь неподвижно стоять и слушать отчаянные крики, звучавшие так, словно здание рушится прямо на его обитателей. И все же в этом оглушительном шуме и грохоте я сумела услышать чей-то ясный и очень спокойный голос, отчетливо сказавший мне: «Я буду здесь». Затем последовали новые толчки, грохот, и невероятно яркий, ярче солнца, свет стал разгораться все сильней, и я почувствовала, что мои глазные яблоки тают прямо в глазницах…