Протекторат
Шрифт:
Мы уже заканчивали разбирать мои вещи, когда к нам в гости пожаловал Мишель Тьерри. Вернее, пожаловал он к Еве с намерением рассказать ей то, о чем умолчал в разговоре с коммодором Конте — о своей последней встрече с Келли Симпсон в ресторане «У дона Педро». Поначалу мое присутствие сильно смущало Тьерри, но постепенно мне удалось расположить его к себе (это совсем нетрудно, если читаешь мысли человека), он проникся ко мне доверием и выложил все без утайки.
Для меня его рассказ был, конечно, не новостью. Я узнала об этом еще при нашей первой встрече, за завтраком, а сейчас просто следила за общим потоком его мыслей и тщательно исследовала область личных
Выяснить, о чем же пытался не думать Мишель Тьерри, мне так и не удалось. В конце концов я пришла к выводу, что мне это просто почудилось, и присоединилась к обсуждению того случая в ресторане. Ева считала, что он имеет непосредственное отношение к исчезновению Келли Симпсон, и советовала рассказать о нем коммодору Конте. Тьерри признавал разумность ее доводов, но вместе с тем боялся навредить своей помощнице, если окажется, что она работает на земные спецслужбы, а ее неявка на корабль вызвана вполне невинными причинами — к примеру, ей стало плохо и она попала в больницу. Вслух он, конечно, приводил другие соображения, однако главной причиной его нежелания довериться коммодору была лояльность к Земле. К тому же Тьерри не без оснований полагал, что даже в том случае, если Келли попала в серьезную неприятность, его откровенность ничем ей не поможет, И он был совершенно прав.
В результате все уговоры Евы пропали впустую. По любому другому вопросу, не относящемуся к международной политике, Тьерри охотно уступил бы ей, но сейчас профессиональный долг возобладал над его личной привязанностью, и он уже пожалел, что вообще поддался слабости и рассказал нам про Келли. Единственно его утешало, что мы с Евой клятвенно пообещали держать рот на замке.
Спустя полтора часа Тьерри неохотно покинул наше общество, а мы вернулись в спальню и принялись паковать в чемоданы вещи, которые я решила отправить в камеру хранения.
Ева молчала, целиком поглощенная своими, неведомыми мне мыслями. А я думала о том, что, пожалуй, немного покривила душой, говоря ей, что взгляды мужчин меня совершенно не трогают. Как правило, это было так — ни восхищенные взгляды, ни соответствующего содержания мысли не производили на меня ровно никакого впечатления, уж слишком они были привычны и донельзя однообразны. Однако сейчас, по всем признакам, у меня начинался очередной загул — сегодня утром я проснулась с мыслью, что если в ближайшие дни ни с кем не пересплю, то полезу на стенку. Подобные приступы нимфомании на фоне обыденной пассивности случались у меня крайне редко, но все-таки случались. И случались так, что только держись. В такие дни я из скромной и порядочной девочки превращалась в настоящую распутницу и вертихвостку, которую ни одни здравомыслящие родители не поставят в пример своим подрастающим дочерям.
На этот раз приступ сексуальной агрессии застал меня при весьма необычных обстоятельствах — ни на яхте, где не было с кем переспать (и тогда я действительно лезла на стенку), ни на планете, где у
— А знаешь, Тьерри к тебе явно неравнодушен, — наконец отозвалась я, закидывая удочку. — Ты ему очень нравишься, если не сказать больше.
— Да, знаю, — коротко ответила Ева. Она села на край кровати и посадила себе на колени мою куклу Машу, наряженную в коротенькое светло-голубое платьице. — Ты представляешь, я еще в восемь лет забросила все свои игрушки. Полностью утратила к ним интерес. Боюсь, я слишком рано повзрослела.
У меня создалось впечатление, что Ева хочет увильнуть от разговора. Но я не стала поддаваться на провокацию, мне крайне важно было выяснить, кому из двоих — Тьерри или Конте — она отдает предпочтение.
— А ты как к нему относишься?
— К кому?.. А-а, к Мишелю? Ну, мне с ним интересно.
— И только?
Она ответила не сразу, а несколько секунд задумчиво смотрела на куклу.
— Не знаю, Вики. Честное слово, не знаю.
— Не можешь решить, кто тебе больше по душе он или Конте? Почему-то мне кажется, что твои чувства к коммодору посерьезнее, но ты пытаешься подавить их. Как и он, кстати. Подлинная причина того, что у вас не сложились отношения, лежит гораздо глубже банального недоразумения. И у тебя, и у него есть более веские причины избегать друг друга. Ева быстро взглянула на меня:
— А тебе что за забота?
— Как это «что за забота»? Ты же моя лучшая подруга, и мне небезразлично, что ты чувствуешь к другим людям.
— Ой ли? — скептически произнесла она. — А может, дело в другом? Может, ты сама положила на них глаз? На обоих сразу — и на Конте, и на Мишеля.
Я смущенно потупилась:
— Ну… допустим, что так. И я не хочу, чтобы мы поссорились из-за мужчин. Поэтому спрашиваю: кого из двоих ты готова мне уступить?
Ева покачала головой:
— Бери кого хочешь, Вики. Бери хоть обоих. Мне все равно.
Впрочем, я понимала, что ей далеко не все равно. Для этого не нужно было читать мысли.
Между тем Ева поднялась, подошла ко мне и взяла меня за руки.
— Мужчины, это мелочи, — сказала она. — Из-за них мы не поссоримся. Меня беспокоит другое — что ты опять можешь исчезнуть, как в прошлый раз. Без всяких объяснений, не предупредив меня… — Ева внимательно посмотрела мне в глаза. — Скажи мне наконец, Вики, почему ты не прилетела тогда на Терру-Сицилию? Почему прислала то дурацкое письмо — «мы с тобой такие разные», «у каждой из нас своя жизнь»? Почему?
Я тихо вздохнула:
— Лучше не спрашивай, дорогая. Иначе я солгу. Или хуже того — скажу правду.
11
Игорь Поляков, адвокат
Первое судебное заседание по делу Алены Габровой было посвящено отбору присяжных. Тут мы с обвинителем проявили редкостное единодушие, и коллегия из «двенадцати честных граждан» (именно так говорится в нашем процессуальном праве) была сформирована в течение сорока минут. Судье Савченко понравилась наша оперативность, он очень не любил тягомотины по формальным вопросам, поэтому сразу проникся ко мне симпатией за то, что я не стал учинять кандидатам допрос с пристрастием, а просто заявил положенное мне число отводов, фактически согласившись с выбором обвинения.