Протекторат
Шрифт:
12
Мишель Тьерри, дипломат
Тьерри лежал на койке, укрытый по грудь одеялом, и лениво наблюдал за тем, как Виктория одевается. А она, чувствуя на себе его взгляд, делала это нарочито медленно, явно рисуясь перед ним. Ее движения были плавными, грациозными и необычайно сексуальными; даже то, как она вдевала в уши сережки, было исполнено глубокого эротизма. Она не просто одевалась, а демонстрировала своеобразный стриптиз наоборот.
И это не было всего лишь кокетством. Тьерри видел, что Виктория не удовлетворена, что она хочет еще ласки и таким образом пытается расшевелить его, раззадорить. Однако тщетно — за время, которое они провели в постели, он так измотался, что сейчас был уже совершенно бессилен. В ближайшие несколько часов он мог только любоваться ею, но не заниматься с ней любовью.
Виктория надела облегающие брюки из тонкой черной ткани и тщательно разгладила на бедрах складки. Затем присела на
— Ну, ладно. Когда придешь в себя, присоединяйся к нам с Евой за обедом. А вечером мы продолжим наши забавы.
«Боже! — внутренне содрогнулся Тьерри. — Ведь вечер совсем скоро — через каких-нибудь десять часов…»
— Ты сумасшедшая, — ласково сказал он. Она улыбнулась:
— Нет, я просто маленькая нимфоманка. Периодически. А в остальное время я настоящая лапочка. Потерпи немного, и ты в этом убедишься.
Еще раз поцеловав его, Виктория встала и направилась к двери.
— Тори, — окликнул ее Тьерри. — Извини за «сумасшедшую».
Виктория повернулась к нему.
— За это извиняю. А за «Тори» — нет. Не называй меня так, сколько раз тебя просить! Я Вика или Вики — но не Тори. Так меня называл отец, а я не хочу о нем вспоминать. Понятно?
— Да, Вика.
— Вот и хорошо. — Она послала ему воздушный поцелуй и вышла из каюты.
Оставшись один, Тьерри еще некоторое время лежал, размышляя о своих отношениях с Викторией. Их связь началась неделю назад, через два дня после отлета с Эль-Парадисо. Случилось это без всяких романтических прелюдий, просто и буднично: поздним вечером Виктория зашла к нему поболтать перед сном, а через четверть часа их беседа уже продолжилась в постели. То же самое, с незначительными вариациями, происходило и в последующие вечера, причем она ни разу не оставалась с ним на всю ночь, а выжав его, как лимон, уходила спать к себе — вернее, к Еве. Еще они встречались в середине дня, и опять же — без лишних разговоров Виктория заваливала Тьерри на койку и буквально насиловала его, после чего одевалась и спешила вернуться к подруге. А он, вконец измотанный, оставался в постели и думал о том, что еще ни с одной женщиной у него не было таких донельзя странных отношений. Впрочем, и женщин у Тьерри было совсем мало — раз, два, и обчелся. Дипломатическая карьера оставляла не очень-то много времени для личной жизни.
Сделав над собой усилие, Тьерри поднялся с койки, не спеша оделся и взял свой ноутбук, собираясь до обеда немного поработать с материалами о Дамогране и Сицилианском Экспедиционном Корпусе. Но сначала он открыл личное дело Келли Симпсон и в который уже раз внимательно перечитал его в слабой надежде найти хоть какую-то зацепку к ее исчезновению.
Разумеется, ничего он не нашел. Досье наверняка было фальшивым от начала до конца, а если и отражало действительность, то только в той малой части, которая касалась ее видимой, формальной стороны работы в дипкорпусе Земли. Тьерри уже не сомневался, что Келли была не та, за кого себя выдавала, однако на главный вопрос — кем она являлась на самом деле — ответа по-прежнему не было. Если сотрудником земной разведки (в это ему очень хотелось верить), то почему тогда начальство, назначив его главой дипломатической миссии, даже не намекнуло о ее двойном статусе? Ведь это было против всяких правил — оставлять посла (а Тьерри как-никак был послом, хоть и временным) в неведении относительно деятельности его подчиненных, за которых он нес полную ответственность…
Тяжело вздохнув, Тьерри наконец сделал то, что должен был сделать еще десять дней назад: внес в личное дело Келли запись, о том, что во время остановки на Эль-Парадисо она не вернулась на корабль. Когда же он сохранил сделанные в досье изменения, ноутбук внезапно сообщил, что получено новое письмо, и предложил прочитать его.
Тьерри был сильно удивлен. С тех пор, как он покинул Нью-Джорджию, его компьютер работал в автономном режиме, без подключения к инфосети (да и где ей было взяться в межзвездном пространстве?), и письмо попросту не могло прийти. Правда, пару раз он соединялся с бортовой сетью, однако не регистрировал в ней свой адрес и вообще сомневался, что здесь предусмотрен почтовый сервис, — в условиях корабля куда проще связаться с человеком по интеркому или же зайти к нему в гости. Так что этому письму могло быть только одно разумное объяснение: оно пришло еще до отлета, но по каким-то причинам затерялось, и всплыло только теперь, с почти месячным опозданием.
Тьерри приказал открыть письмо и испытал настоящий шок, когда увидел, что в графе «отправитель» указано имя Келли Симпсон. Но это были еще цветочки — само содержание письма оказалось куда более интригующим.
«Дорогой Мишель!
Я очень надеюсь, что ты никогда не прочитаешь эти строки, и пишу их лишь для подстраховки. Если же со мной что-нибудь случится, ты непременно сделаешь соответствующую запись в моем личном деле — ведь ты очень
Я не имею права посвящать тебя в детали моей миссии, она настолько секретна, что о ней известно только считанным людям в руководстве МИДа. Скажу лишь то, что собиралась открыть тебе на Дамогране: от имени нашего правительства мне поручено провестипереговоры с адмиралом Сантшш. О предмете этих переговоров и об их цели, к сожалению, ничего конкретного сообщить не могу.
Теперь о главном. Если в пути со мной произойдет «несчастный случаи» и я не доберусь до Дамограна, ты должен предупредить адмирала Сантини, что у командования СЭК возникли серьезные подозрения на его счет, а коммодор Конте со своей фальшивой опалой направлен к нему в качестве приманки. Я очень боюсь, что Сантини не устоит перед соблазном привлечь на свою сторону такого ценного офицера и тем самым погубит все свои планы. Коммодору помогают двое человек — заместитель главного инженера Костелло и мичман Джустини, третий навигатор. Они заподозрили меня в связях с Семьей Маццарино, и Бруно Костелло под предлогом ухаживаний стал за мной следить. Действовал он не очень профессионально, возможно, слишком увлекся мной, и это позволило мне раскусить его — а уже через него я вышла на Джустини и коммодора. Я почти на сто процентов уверена, что они не догадываются о моей осведомленности, однако чем черт не шутит. Поэтому я решила перестраховаться и написать тебе письмо. Пожалуйста, Мишель, сейчас же сотри его, И не забудь предупредить адмирала Сантини — это очень важно.
Не поминай меня лихом,
Тьерри еще раз пробежал глазами текст и без колебаний стер послание Келли, а затем убедился, что никаких его следов в компьютере не осталось. Ему даже в голову не пришло сохранить копию, пусть и в зашифрованном виде. Работая на Нью-Джорджии третьим секретарем посольства, он часто имел дело с секретными материалами и привык строго придерживаться инструкций по обращению с ними. А указания насчет письма были вполне определенными, не допускавшими двусмысленного толкования, прочитать и сразу уничтожить. От этого зависело не только сохранение тайны, но, возможно, и сама его жизнь.
«Что с тобой, Келли? — мучительно думал Тьерри. — Жива ли ты еще?..»
На обед он не пошел, так как опасался, что, встретившись с кем-то из названных Келли — либо с коммодором, либо с мичманом Джустини, либо с Бруно Костелло, — не сможет сдержаться и с головой выдаст себя своим поведением. Голодный и расстроенный, Тьерри больше часа провалялся на койке, погруженный в невеселые мысли, пока не явилась Виктория.
Она сразу поняла, что с ним не все в порядке. Впрочем, это было как раз немудрено — он не умел убедительно притворяться, да и его отсутствие на обеде говорило само за себя. Однако Виктория обладала удивительной способностью докапываться до правды: она знала, что нужно говорить, чтобы вызвать человека на откровенность, задавала очень меткие вопросы, всегда находила убедительные контраргументы на любые доводы в пользу молчания и с прямо-таки инквизиторской ухищренностью воздействовала на собеседников всем своим очарованием, перед которым не могли устоять ни мужчины, ни женщины. Будь она следователем, ей бы не понадобилось дотошно собирать улики и строить логически безупречную версию обвинения, подследственные сами признавались бы во всех своих преступлениях, не выдерживая ее психологического давления.
Тьерри продержался меньше двадцати минут и полностью капитулировал, едва лишь Виктория прозрачно намекнула ему, что, если он будет хорошим мальчиком, она, возможно, сегодня останется с ним на Целую ночь. Тьерри мечтал об этом всю последнюю неделю — хоть раз заснуть, держа ее в своих объятиях, а проснувшись наутро, увидеть, как она нежится рядом с ним в постели, — и ему просто не хватило сил на дальнейшее сопротивление. Он рассказал ей о письме Келли, а Виктория выслушала его с широко распахнутыми от удивления глазами, но почему-то у Тьерри создалось впечатление, что она слегка переигрывает и услышанное не поразило ее так сильно, как она хотела показать.
— А знаешь, — произнесла она, выдержав паузу, — по-моему, здесь что-то не так. Я не верю, что кто-либо из той троицы причастен к исчезновению Келли. Скорее даже, я уверена, что они в этом не замешаны,
— Почему ты так думаешь?
— Интуиция. Знание. Ты же не станешь отрицать, что я неплохо разбираюсь в людях?
— Не просто неплохо, а великолепно. Ты видишь их насквозь.
— Да, — кивнула она. — Можно сказать и так. Я вижу людей насквозь — почти всех, за редким исключением. Ни Конте, ни Костелло, ни Джустини к этому исключению не принадлежат. За десять дней я хорошо их изучила и знаю, что они не трогали Келли.