Против князя Владимира. Книга первая. За Новгород
Шрифт:
Уснул с приятной истомой, нисколько не жалея о происшедшей близости. Каких-то терзаний, угрызений не испытывал, принял как принесшую удовольствие интрижку. Да и не вызывали в это время подобные связи какого-либо порицания — занимались ими с кем и где хотели, разве что не на виду у всех, даже юные девицы. Если же у них наступала беременность, то никто не осуждал, напротив — такая невеста ценилась больше, как доказавшая свою способность родить детей. То, что его Милава до близости с ним оказалась нетронутой, объяснял ее природной скромностью, да и сложившимися с ней обстоятельствами — не ходила на игрища, где обычно юнцы и юницы сходились в любовной связи, из-за страха перед насильником, сыном
Разбудила юношу на рассвете Ждана, старшая из сестер, — снова захотела плотских утех. Не стал отказывать, сам с пробудившейся страстью вступил в обоюдное занятие. Увлеклись, не заметили, как проснулись родители девушки. Те не стали прерывать молодым любовный процесс, дождались его завершения, после отец нарочито громко закряхтел. Ждана ойкнула, соскочила с лавки как была — голышом и метнулась к себе. Варяжко же только накрылся, так и продолжал лежать, пока хозяин не ушел на торжище. Смущения перед ним и хозяйкой не испытывал, разве что портки одел под покрывалом, встал как ни в чем не бывало. Оправился, а потом уселся за стол завтракать под смеющимся взглядом матери девушек. Те тоже встали, обхаживали гостя наперебой, норовя прижаться к нему боком или грудью.
Весь день Варяжко гулял по городу, заглядывал во все закоулки. Прежде, пока служил в дружине, почти все время проводил в княжеском дворе, да еще видел ту часть, по которой выезжали на учения. Сейчас с любопытством осматривал улицы, дома, крепостную стену и башни, прошелся до храма Перуна на Благовещенской горе, чтимого святым местом.. Вернулся в избу Стояна к вечеру, застал хозяина дома. Вместе поужинали, а после повторилось вчерашнее, разве что первой пришла младшая — Снежана, да и каждая совершила по два захода, изрядно измотав молодца. Так и прошли у Ваяжко эти две недели — днями занимался своими делами или гулял, а ночами трудился на радость сестрицам и себе. Когда же пришло время уезжать с обозом, те всплакнули, просили не забывать их, если же приедет в Киев, то навестить.
Добавили еще, что, может быть, они обе понесли от него, так что будут ждать вместе с чадушками. Сам Варяжко тоже привязался к девушкам — они пришлись по душе своей добротой и лаской, особенно младшая, чистая и наивная. Их не ожесточила судьба, лишившая мужского внимания, все еще надеялись своему женскому счастью. Пожалел сестер, постарался за эти дни дать им больше радости — в погожую погоду несколько раз ходил с ними гулять по городу, водил на балаганы. Дома вел разговоры, рассказывал смешные небылицы и сказки, а они, как малые дети, смеялись от души или слушали, замерев, с широко раскрытыми от переживаний глазами. Так что прощался с ними, как с родными, пообещал обязательно навестить. А весть о будущих детях принял как радость за них — те с надеждой ожидали такого дара от судьбы.
Устроил юношу в обоз Стоян, отец Жданы и Снежаны — сговорился со знакомым купцом, тот за небольшую плату взял в свои сани. Ранним утром, распрощавшись с пригревшей его семьей, Варяжко отправился на Почайну, вскоре с обозом выехал на Днепровский простор. Шли по первому льду медленно, сторожко, обходя полыньи, другие подозрительные участки. На путь до Любеча потратили больше недели, хотя обычно проходили гораздо быстрее. После же, когда лед схватился наверняка, стали наверстывать запоздание, еще через две недели добрались до Смоленска. В городах и поселениях почти не задерживались, останавливались только на ночлег. Обошлось без серьезных происшествий, только на второй день передние сани едва не провалились под лед — попали на рыхлый участок.
Хорошо еще, что возница не растерялся — не стал останавливать лошадей, когда услышал треск из-под полозьев, наоборот, погнал их и сходу проскочил опасное место, крикнув позади
В Смоленске встали на день для отдыха, после пошли по волоку к Двине. Вот здесь их поджидала засада — из лесной чащи налетела шайка разбойников. Бились с ними все — охрана, купцы, возницы, кто чем мог. Варяжко отличился — зарубил двоих, спас еще от неминуемой смерти взявшего его с собой купца. Дюжий разбойник выбив у того из рук меч и уже занес палицу над головой, когда юноша краем глаза заметил бедственное положение попутчика, выхватил из-за пояса нож и навскидку, почти не прицеливаясь, бросил в татя. Сам поразился результату — пущенный левой рукой нож попал точно в горло, враг рухнул, как подкошенный. Общими силами отбили натиск шайки — та ушла восвояси, хотя и имела перевес в численности, даже после потери десятка своих.
У оборонявшихся также не обошлось без погибших и раненых — их оказалось дальше больше, чем у татей. Перевязали раненых, наскоро захоронили своих павших — тела разбойников так и оставили лежащими на снегу. После спешным ходом — насколько позволяло состояние увечных, пошли в Касплю, уже почти родное для юноши селение. Сам он серьезно не пострадал, только от пропущенного удара дубиной ныло плечо, да рука не очень слушалась. Добрались до Каспли на закате дня — обоз направился в гостевой дом, Варяжко же сошел на околице и уже скоро входил в избу тестя. Попал к ужину, не чинясь, сел за стол, а потом наворачивал горячую кашу с завидным аппетитом — после испытанной в схватке горячки и спешки в дороге на него напал жор.
Долго после ужина не задержались, легли спать — оставили разговоры и расспросы на завтра. Варяжко уснул почти сразу, случившееся происшествие не потревожило бессонницей. Следующим утром рассказал о своем пребывании в Киеве, вручил привезенные оттуда подарки, после пошел с тестем на торг — брать сани и лошадь. Зоран еще в прошлый приезд зятя намекнул тому как бы ненароком, что сани к зиме были бы кстати. Вот сейчас Варяжко и предложил купить их, а тесть тут же согласился и поспешил пойти за ними. Много времени на покупку не ушло, да и выбор оказался невелик — взяли отдельно смирную лошадку со сбруей, а затем сани-розвальни. Прикупили еще несколько кулей овса и ячменя, жерди для денника, кормушку, а после, вернувшись домой, вдвоем до самого вечера переделывали сарай под конюшню.
Обоз вышел из Каспли только на третий день — подлечили и взяли с собой тех из раненных, кто остался на ногах, купцы еще наняли возниц взамен выбывших. Варяжко вез Ладу, младшую сестренку жены — посчитал, что подросшая девочка, ей уже исполнилось десять, поможет Милаве по дому, приглядит за ребенком, да и жене с ней будет веселей. Родители в просьбе зятя не отказали, сама же Лада запрыгала от радости, услышав, что поедет в Новгород к старшей сестре. Собрали девочку потеплее, так она под бочком Варяжко поехала в волнующий ее большой город. Не умолкала до самой Ловати, разве что прервалась на обед, да еще когда грызла леденцы, которыми ее угостил юноша, помышляя хоть как-то занять разговорившуюся малышку.
У самого Ильмень-озера чуть не угодили в новую засаду, но передовой дозор вовремя заметил скрывавшихся за яром татей и поднял тревогу. Разбойники не решились напасть на изготовившуюся охрану обоза, да и было их, наверное, не так много — так и ушли, даже не показавшись. Въехали в Новгород еще засветло, по пути к торгу Варяжко, распрощавшись с купцом, сошел с саней неподалеку от своих хором. Закинул мешок с вещами и подарками за спину, ухватил за ручку озиравшуюся кругом Ладу и направился скорым шагом к дому. Ноги сами несли, пришлось даже сдерживать их из-за едва поспевавшей за ним девочки. Соскучился по Милаве, да и беспокоился — ей уже срок рожать, что же с ней?