Против Кремля. Берии на вас нет!
Шрифт:
Я помянул Басилашвили не случайно. 13 апреля 2011 года некая Любовь Борусяк беседовала с вице-президентом фонда «Либеральная миссия» (интересно — откуда деньжишки?) Игорем Моисеевичем Клямкиным — фигурой, в «перестроечные» годы всемерно популяризируемой. Вполне типичный (то есть — серый и недалёкий) либерал, Клямкин и вспомнил откровенное заявление Басилашвили: «Мы очень поддерживали Бориса Николаевича. Мы его привели к власти, а дальше пусть он делает. Он знает, что делать».
К власти Ельцина вели и привели отнюдь не «интеллигенты», но, спору нет, они этому приводу очень поспособствовали (см. часть 2-ю этой книги, главу 7-ю, срезы 6-й и 7-й). И Борис Николаевич начал «делать».
И наделал.
А теперь на неё делают уже кремлёвские наследники Бориса Николаевича.
Впрочем, я отвлёкся, вернёмся к нашему светлому будущему, то бишь — к светлому прошлому.
Это был удивительный период в жизни России — го ды с начала 30-х по середину 50-х! Это тогда было написано и впитано в молодые души: «У советских собственная гордость — на буржуев смотрим свысока». За этими словами — великие дела новых русских людей, наших прямых предков.
Россия ведь уже жила по-человечески, и подтверждение этому иногда находишь самым неожиданным образом. У читателей Советского Союза вполне заслуженной популярностью пользовалась книга бывшего первого секретаря Черниговского обкома ВКП(б) дважды Героя Советского Союза Алексея Фёдоровича Фёдорова «Подпольный обком действует». Так вот, знаменитый командир партизанского соединения приводит в ней письмо, которое собирался отправить тестю в Берлин захваченный партизанами Черниговщины холёный лейтенант, а точнее — прикрывшийся военной формой делец, специализировавшийся на налаживании коммерческих связей в оккупированных странах.
Недавно перечитывая книгу Фёдорова, я посмотрел на это письмо совершенно новым взглядом и не могу не познакомить сограждан хотя бы с извлечениями из него:
«После трёх месяцев пребывания на Украине, — писал германский лейтенант, — я наконец понял, что в этой стране многолетний человеческий и мой профессиональный опыт не имеет никакого значения. Это признают все думающие люди. Офицеры тоже…
Отсутствие комфорта — первое, что меня поразило. В больших городах, в частности в столице Украины — Киеве, я останавливался в первоклассных отелях. Там я нашёл приличные, хорошо меблированные номера. Но комфорт делают люди. В этой стране богатый человек может прийти в отчаяние. Здесь нет. вышколенной прислуги. Во Франции и у нас в Берлине лучшие лакеи — русские белоэмигранты. Те из них, которых наша армия взяла с собой, используются не по назначению.»
Вот как! «Дорогим россиянам» рассказывают, какой прекрасной страной была царская Россия в отличие от «рабской» «Совдепии», а европейский буржуй, попав даже в оккупированную часть новой России, сетует на то, что в ней и холуя-то приличного найти невозможно.
Н-да.
Но дальше — больше!
Лейтенант писал и так:
«Здесь всё абсурдно. Чтобы разобраться в происходящем, надо ходить на руках.
Во Франции, в Бельгии, в Польше через два дня после того, как проходила армия, можно было найти деловых людей — умных, расторопных коммерсантов, понимающих, что время не терпит и капитал не должен лежать без движения. Француз, бельгиец, норвежец, поляк может быть в душе патриотом и ненавидеть меня как немца. Но если он торговец, или фабрикант, или банкир, или даже просто чиновник, — с ним всегда можно найти общий язык.
Я нужен ему так же, как и он мне. Я предлагаю партию крестьянской галантереи.
Я забочусь о продвижении по железной дороге. Он предлагает шерсть или масло, или, наконец, как это было с нашим коллегой в Афинах, участие в организации публичных домов для солдат.
В России мне ничего не предлагают. Я не нахожу коммерсантов, я не нахожу фабрикантов и даже чиновников, имеющих коммерческие связи. Я не могу продать нашу крестьянскую галантерею. Это неслыханно!..За три месяца я не встретился ни с одним порядочным русским —
Это уголовники, это бандиты, вернувшиеся из ссылки, освобождённые из тюрем.
Все или почти все они говорят, что в прошлом были богатыми людьми. Только самые старые из них умеют откусить кончик сигары. Остальные сразу суют её в рот, и я всегда потешаюсь, когда они не могут прикурить…»
Читая это и многое другое в письме, я не верил своим глазам. Текст был настолько лестным для России большевиков и настолько разоблачительным для мира капитала, что письмо можно было бы счесть фальшивкой тогдашнего партаппарата, если бы не обилие таких конкретных деталей, которые исключают подделку.
Ограничусь ещё одним извлечением:
«Во Франции, в Бельгии, в Нидерландах и Скандинавии во главе правительства и бургомистратов мы держим политиков, известных обывателю. Депутаты и бывшие министры уговаривают свой народ подчиняться нам. Но вообразите, что во Франции у власти были бы коммунисты, эти политики без собственности, разве можно было бы тогда привлечь их к управлению оккупированной территорией? Разве они пошли бы на сговор с нами?
Наши оккупационные власти не нашли ни одного популярного русского, ни одного широко известного политика, который пошёл бы с нами. Депутаты и руководители партии — в подполье, в армии или во главе партизанских отрядов (как и сам Фёдоров — депутат Верховных Советов СССР и УССР. — С.К.). Мы зовём их, мы обещаем им землю и поместья, мы обещаем им власть и богатство. Но эти люди воспитаны в презрении к собственности: их можно только уничтожать!»
Если бы расстрелянный партизанами лейтенант-коммерсант приехал в «Россиянию» или на «Украину» для налаживания коммерческих связей сегодня, то он остался бы довольным и свои гешефты устроил бы в лучшем виде. Ведь теперь во главе народов стоят люди, во всём противоположные и Алексею Фёдорову, и командиру одной из рот его отряда Сидору Романовичу Громенко, бывшему колхозному агроному, а потом заведующему контрольно-семенной станцией в Чернигове.
Громенко вёл дневник. После гибели автора в марте 1942 года записи передали Фёдорову, который частично привёл их в своей книге. Вот две из них:
«Февраль 2. Нет, это время и любовь к Родине делают нас командирами. Хотя бы и Федорова. Откуда он командир? Он рабочий человек и когда вчера с бойцами вместе подтёсывал брёвна для землянки, стал такой весёлый. Рабочий и крестьянин всегда строители. А мы еще приучены видеть будущее. Война, конечно, не главное в жизни.
Февраль 8. Перечитываю «Войну и мир». Не понимаю этих людей. Совсем не думают о будущем, как будут строить жизнь после войны. О работе совсем не говорят».
Если вдуматься, то в такой оценке рафинированных персонажей толстовского романа новым советским человеком полностью, в предельно концентрированном виде, выражена всю глубина различия между старой царской и новой социалистической Россией.
Фёдоров вспоминает в книге разговор с Громенко поздней осенью 1941 года. Громенко вернулся из разведки в родное село и взволнованно говорил:
«Меня что потрясло. Ведь здесь у нас в лесу продолжается советская жизнь, и люди, и отношения между ними — всё советское. А реставрацию капиталистических отношений мы ясно себе никогда не представляли. до войны в школах наших, в комсомольских и партийных организациях, в литературе нашей ненависть к капитализму прививали недостаточно. Читал я много, люблю читать. Но писатели наши воображения моего не подтолкнули, ни в одной книге не показали, какой ужас эта реставрация капитализма.»