Против странного устройства

Рассел Эрик Фрэнк

Элайн?..

Детина из буфета попал в его поле зрения, когда поезд дал гудок и тронулся с места.

Эта проблема сразу же вылетела из головы Брансома, он вышел со станции и направился по дороге к дому. У него похолодел затылок, когда он услышал спокойные уверенные шаги сзади себя, всего лишь в двадцати шагах позади.

Вопросы один за другим нанизывались на нитку. Он завернул за угол, шаги последовали за ним. Он пересек улицу, шаги за ним. Он вышел на свою улицу, человек следовал за ним.

Теперь перед ним стоял новый вопрос. Знает ли преследователь его адрес или же преследует его с целью выяснить это?

В первом случае Брансом может спокойно последовать домой. Во втором варианте пойти домой означало снабдить их информацией которую они хотят получить.

Наконец он пришел к решению, и твердо прошел мимо собственного дома, молясь в душе, чтобы дети не увидели его и не выбежали с криком на улицу вдогонку за ним, раскрывая незнакомцу то, что он старался скрыть. Ни на одно мгновение у него в голове не возник вопрос, почему его преследователь делает свою работу так небрежно. Если бы он догадался бы задуматься об этом, то сразу же понял бы, что цель всего этого заставить его паниковать и в панике выдать себя.

Ни одна знакомая фигура не попадалась на его пути и не поставила под угрозу его обходной маневр, пока он не заметил вдали фигуру молодого Джимми Лингстрома. Но он очень удачно избежал встречи, свернув на боковую улочку. Тяжелые шаги продолжали преследовать его.

На другом конце своей улицы он заметил полицейского, прислонившегося к столбу. Вид человека заставил Брансома на мгновение засомневаться. Затем он понял, что это очень удачное решение в сложившейся ситуации.

Ускорив шаги, он подошел к полицейскому и сказал:

– Здоровенный детина преследует меня вот уже полчаса. Мне это не нравится. Я боюсь, что он хочет обокрасть меня.

– Что за парень? – спросил полицейский, уставившись вдоль улицы.

Брансом обернулся, парня нигде не было видно.

– Я слышал, как он повернул за мной еще у того угла.

Полицейский со свистом втянул воздух сквозь сжатые губы и сказал:

– Пойдемте туда, посмотрим.

Они вместе подошли к углу. Парня нигде не было видно.

– Вы уверены, что вам не показалось?

– Вполне, – ответил Брансом.

– Значит, он свернул в одну из боковых аллей или зашел в какой-нибудь дом.

– Возможно. Но я знаю почти все здесь в округе. Его я видел впервые.

– Это ничего не значит, – отрезал полицейский, – люди приезжают и уезжают. Если бы я дергался каждый раз как увижу новое лицо, я бы поседел десять лет назад, – он внимательно осмотрел Брансома. – У вас что, с собой большая сумма денег?

– Да, нет.

– Где вы живете?

– Вон там, – указал Брансом.

– Хорошо, мистер, идите домой и не думайте об этом. Я понаблюдаю за вами. И буду здесь еще какое-то время, так что успокойтесь.

– Спасибо, – ответил Брансом. – Извините, что побеспокоил.

Он направился к дому, стараясь сообразить, правильно ли поступить. Этот детина вполне может и сейчас наблюдать за ним, просто присутствие полицейского заставило его быть более осторожным. Конечно, этот преследователь мог быть и вполне невинным новоселом в этом районе. А если нет…

Быть в бегах, даже если это происходит только в голове, – все равно, что играть в шахматы на время со ставкой игры – твоя жизнь. Неправильный ход там и ошибка тут неизбежно приведут к поражению. Ему казалось невозможным, что преступники могут вести такую жизнь месяцами, даже годами, пока у них не наступит психологический срыв.

Впервые он начал задумываться, сколько он так протянет и к какому концу это может привести.

Дороти встретила его с видом заботливой жены.

– Рич, у тебя такое разгоряченное лицо. А сегодня на улице очень холодно.

Он поцеловал ее.

– Я очень спешил. Не знаю даже почему. Просто хотелось быстрее домой.

– Спешил? – она с удивлением нахмурилась и посмотрела на часы. – Но ты ведь минут на семь позже обычного. Что, опоздал на поезд?

Он постарался проглотить подтверждение, прежде чем оно сорвалось с его губ. Так просто сказать ложь и так же просто она будет открыта. Вопросы продолжали нанизываться. Теперь он должен был решать как себя вести с собственной женой. Даже в такой мелочи, как эта, он не мог врать и не хотел этого, по крайней мере, пока.

– Нет, дорогая, – ответил он, – я просто поболтал немного с полицейским.

– Но не это же заставило бежать тебя как сумасшедшего. Обед всегда может подождать несколько минут, ты же знаешь, – она положила свою изящную руку ему на щеку. – Рич, ты говоришь мне правду?

– Правду о чем?

– О себе.

– Ты правда задаешь такие вопросы? – поинтересовался он.

– Ты весь горишь, я тебе это уже сказала. И ты какой-то необычный. Я все время чувствую это. Я прожила с тобой довольно долго, достаточно, чтобы видеть когда с тобой что-то не в порядке.

– Хватит придираться ко мне, – огрызнулся он, но тут же пожалел об этот и добавил. – Извини, дорогая. У меня сегодня был очень тяжелый день. Я сейчас умоюсь и несколько освежусь.

Он пошел в ванную, в голове его крутилась мысль, что все это с ним уже было. Нервозное возвращение домой, раздражающие вопросы Дороти, огрызание с его стороны, бегство в ванную. Это не может продолжаться вечер за вечером, неделю за неделей, рассчитывая что впереди еще есть время. Теперь у него и на этот счет было сомнение.

Раздевшись по пояс, он осмотрел свой локоть. На нем был еще синяк и подсохшая царапина, но локоть больше не саднил. Шишка на голове тоже уменьшилась. В конце концов, это падение было не очень серьезным.

Скоро он присоединился к своей жене за обеденным столом. Они сидели за столом и ели в непривычной тишине. Даже щенок вел себя тихо. Над домом как будто нависла какая-то темная туча, которую все чувствовали, но никто не видел. Через некоторое время напряжение стало невыносимым. Они нарушали тишину короткими вопросами и такими же короткими ответами. Но разговор был вымученным и фальшивым и все понимали это.