Против течения
Шрифт:
— Подожди здесь, — серьёзным голосом говорит Ленка и скрывается за дверью дамской комнаты. Я же получаю в гардеробе наши шмотки и рассматриваю портреты артистов. Внезапно у меня за спиной кто-то покашливает. Я оборачиваюсь и теряю дар речи… Сам маэстро Полунин:
— Молодой человек, извините, не могли бы вы сказать, почему вы вышли с представление? Я видел, как вы восторженно горели глаза вашей спутницы… а потом вдруг встали и вышли. Обидно!
— Вячеслав Иванович, — Полунина коробит от такого обращения, — мы в восторге от вашего выступления,
— Да? Любопытно. Какими же? — Полунин становится ироничным.
— Просто невероятных! Я не знаю всего, но то, что вы станете почётным гражданином Лондона, построите особняк под Парижем и будете несколько лет выступать с труппой «Дю Солей», это совершенно точно. В Союзе и России тоже будете обласканы на всех уровнях. Любовь публики, любовь критики, и даже властей будут сопровождать вас на протяжении всей…
— Он опять пророчишь? — Ленка появилась внезапно, её лицо сияет — Ой, здравствуйте, а вы и есть Асисяй? Вы ему верьте, он ясновидящий!
— Азизю! Тету, нута джавава утюни даар. — Полунин вполне понятно отвечает на тарабарском.
— Мне очень понравилось ваше выступление, — тараторит Ленка. — Мне очень жаль, что пришлось так резко выскочить… Так получилось… Извините нас, пожалуйста. А еще не могли бы вы дать нам автограф? Пожалуйста.
— Ладно, не берите в голову, всякое бывает, рад был от вас услышать лестные для артиста слова. Я в пророчества не верю, но всё равно приятно. Базяйте! На чём расписаться?
Я протягиваю входные билеты.
Полунин на секунду задумывается, и пишет фломастером — «Спасибо зя любоф» и подпись — Асисяй, «щелкнув» своими огромными красными тапками, изображает короткий поклон и убегает за кулисы.
— Какой он милый! — щебечет Леночка, натягивая дублёнку. — Но мы с тобой всё равно сейчас едем домой. Хорошо, что в аптеку зашли и салфетки купили… К счастью, всё обошлось, но лучше подстраховаться.
— Лена, какой домой? Ты смерти моей хочешь? Я голоден после трудового дня как тысяча волков. Сейчас пойдём куда-нибудь поедим, а потом уже домой.
Да в жопу эти рестораны! Давай зайдём в Елисеевский. Купим хлеба-сыра-колбасы, глядишь, до завтра и доживёшь.
…
Прижимая к груди кулёк с провизией, я поднимаюсь по лестнице к нашему «приюту комедиантов». Лена идёт впереди. Очень жаль, что объёмная зимняя одежда скрывает от моих глаз всё великолепие её фигурки. Я вспоминаю сегодняшнее утро, и мой братец начинает шевелиться. Рано! Ещё ужин готовить. Ключ у меня в кармане джинсов, руки заняты продуктами, положить на грязный пол их нельзя.
— Ленуся, птичка моя, будь добра, засунь руку мне в карман, штанов, ключ от квартиры там лежит, да смотри не перепутай!
— Анекдот вспомнился, оборжаться, — подружка, достав ключ, ковыряет им в скважине:
— Штирлиц шел по Унтер ден Линден.
…
Мы, наконец, вваливаемся в квартиру. Благодаря тому, что мы оставили открытыми форточки, запах табачного дыма выветрился, но комнатная температура упала до +18.
— Как пить хочется! — слышу я голос моей возлюбленной. — Борь, у нас же ещё где-то здесь должна быть бутылка шампусика. Доставай из кулька новые фужеры. Мы их сейчас испытаем. Жаль, музыки нет ни в каком виде, даже телевизора…
— Телевизор тебе сейчас точно не помог бы, — утешаю я её, — там сейчас ничего кроме «многие лета дорогому Леониду Ильичу» ничего не поют и не играют.
— А вот расскажи, ясновидец мой, какими приборами будут пользоваться через сорок лет для того, чтобы музыку слушать?
— Вот тут произошли большие перемены, — я разливаю шипучку по фужерам. Оно призывно играет пузыриками, разбрызгивая вокруг взвесь мелких капелек.
— Давай я буду рассказывать, и подливать шампусик, а ты займёшься готовкой, — я рассказываю вкратце о развитии техники на ближайшие сорок лет.
— Вот чего я не люблю, так это готовить! Может, ты будешь рассказывать и параллельно готовить. Наверняка у тебя хорошо получается. После ужина я обещаю отработать… — её рука многозначительно скользит по моему бедру.
Я протягиваю Лене шампанское, приподнимаю коротким жестом своё:
— За любоф! — Запах немного дрожжевой, как у всякого полусладкого игристого, но в целом, жажду утоляет. Пили мы гадость и похуже.
Ленка подражая мне, тоже проглатывает весь бокал одним глотком, при этом смешно надувает щёки, пытаясь сдержать пузырьки, пытающиеся вырваться обратно.
— Ладно, налить воду и поставить её на огонь, — не великий труд. Ты тогда займёшься сервировкой. Умеешь красиво резать сыр?
— Красиво-некрасиво, это всё вкусовщина. Накромсаю, как получится, всё равно же его ртом жевать. Где тут нож? Буду резать, буду бить, эх, скорей бы засадить. — Ленку потянуло на похабные мысли. Всегда подозревал, что у нее жгучий темперамент, но не думал, что настолько.
Ещё минут двадцать суеты, и мы садимся на пол за импровизированный дастархан. Макароны я высыпал на сковородку, залил яйцами, засыпал сыром и нарезанными сосисками. Получилось вкусно и сытно. Поскольку тарелка в квартире одна, то не стал даже пересыпать макарошки из сковородки, просто водрузил сковороду на телефонный справочник.
Выпили ещё. Потом ещё. Внезапно Лена повернулась ко мне лицом и пристально уставилась мне в глаза. Мне показалось, что её взгляд прожёг мне мозг. Одновременно её рука скользнула мне за пояс джинсов. Я сделал вид, что не заметил её маневра и продолжал нести какую-то чепуху.
— Попался! Хватит отлынивать! Иди сюда, мой пупсик! — Ленка треплет меня за уши.
— Как же я пойду к тебе, если ты сидишь на мне?
— Вот это уже твои проблемы! Как хочешь, так и иди. Хватит болтать! Зачем бюстгальтер схватил? Его так не снимешь. Ты что никогда не снимал лифчиков?