Против ветра
Шрифт:
— Да, сэр. Есть еще одно обстоятельство.
Я снова поворачиваюсь к Рите.
— Четверо мужчин, сидящих за этим столом…
Усилием воли она заставляет себя посмотреть на них, но тут же отводит глаза.
— На суде вы заявили, что они вас изнасиловали.
— Да, — колеблясь, отвечает она.
— В самом деле?
Она снова смотрит на них. Они отвечают ей холодным, бесстрастным взглядом. Несмотря на то что сейчас она на их стороне, они не могут сострадать ей, это не в их характере. В глубине души они подонки,
— Да, — отвечает она.
— Несколько раз?
— Да.
— Наверное, это было ужасно?
— Очень.
— И больно.
— Боль была жуткая несколько дней.
— А вы обращались в больницу? Чтобы вас там осмотрели, как следует позаботились?
Она мешкает с ответом.
— Вы хотите сказать, обращалась ли я сама?
— Да.
— Нет.
— Почему же нет? Если вам было так больно?
— Я была слишком напугана.
— Напугана тем, что администрация больницы может известить полицию, вам придется выложить все начистоту о рокерах и тогда они сдержат свое обещание вернуться и убить вас?
— Да.
— Когда полиция… когда агенты сыскной полиции Санчес и Гомес… когда они вас обнаружили, вы все еще чувствовали боль?
— Да.
— Кровь еще шла?
— Да.
— Они пытались вам помочь?
— Да.
— Каким образом?
— Они сами отвезли меня в больницу.
— Протест! — Робертсон вскакивает на ноги, простирая руку к судье.
— Протест отклоняется! — рявкает Мартинес, не сводя глаз с Риты.
— И они позаботились о том, чтобы обеспечить за вами уход, — продолжаю я.
— Да.
— И только потом отвезли в горы и принялись выколачивать из вас нужную версию.
— Да.
Подойдя ближе, я останавливаюсь перед ней. Мы смотрим друг на друга в упор. Я гляжу на нее с такой нежностью и успокоением, на какие только способен.
— В прошлый раз вы солгали, не так ли? Я имею в виду тот суд.
— Да. — Она стоит, потупив глаза, все ее тело сотрясается, как в ознобе. Вот сейчас мне ее по-настоящему жаль.
— А сегодня говорите правду.
— Да.
— Чистую правду, без всяких оговорок, без какого бы то ни было принуждения или обещаний с моей стороны?
— Да, — отвечает она твердым, звонким голосом. — Теперь я не вру.
— Госпожа Гомес.
Робертсон останавливается перед ней, покачиваясь на каблуках, подаваясь всем телом вперед. Она инстинктивно отстраняется, прижимаясь к жесткой спинке дубового стула.
— С какой стати людям, сидящим в этом зале, верить тому, о чем вы нам сегодня рассказали?
— Потому что это правда, — оправдываясь, отвечает она.
— Понятно. Правда, значит.
— Вот именно, — отвечает она уже более вызывающим тоном. Я предупредил, чтобы она была готова к такому обороту дела и ни в коем случае не шла на попятный. Правда на ее стороне, она должна ее отстаивать, хотя это
— А то, что вы говорили на суде, тоже было правдой, не так ли?
— Нет.
— Но вы утверждали обратное? Вы поклялись на Библии, что говорите правду.
— Поклялась, но это была неправда. — Подняв голову, она переводит взгляд на Мартинеса. — Мне пришлось это сделать, господин судья. Иначе они засадили бы меня за решетку.
— Это вы так говорите! — рявкает Робертсон. Его голос эхом разносится по всему залу.
— Это правда, — подскакивает она на стуле, вид у нее встревоженный и испуганный.
— Похоже, вы чего-то боитесь, госпожа Гомес, — говорит ей Робертсон. — Я ведь только слегка повысил голос. Разумеется, так и должно быть, ведь вы совсем запутались в паутине лжи, которая плетется в этом зале, что лично у меня вызывает чувство глубочайшего отвращения!
— Неправда, — упрямо отвечает она.
— С какой стати мы должны верить хотя бы слову из того, что вы нам здесь рассказали? — гремит он. — Из того, что написано на этих страницах, где все от начала и до конца притянуто за уши, — взмахивает он протоколом, куда занесены ее новые показания.
— Потому что…
— Потому что это правда, — говорит он за нее, не скрывая сарказма. — Потому что так говорите вы, женщина, прилюдно доказавшая, что является лгуньей и лжесвидетельницей.
— Но это действительно правда, — слабым голосом произносит она.
— Ну конечно, как правда и то, что луна сделана из зеленого сыра!
Мартинес, сидя в кресле, наклоняется вперед.
— Господин прокурор, — обращается он к Робертсону, — постарайтесь обойтись без образных сравнений, о'кей? И хватит запугивать свидетельницу!
— Запугивать свидетельницу?! — восклицает Робертсон. — Запугивать… о каком запугивании здесь вообще может идти речь, Ваша честь, эта женщина не заслуживает ровным счетом никакого доверия!
— А это уже я буду решать.
— Совершенно верно. Решать будете Вы и суд. — Робертсон пытается держать себя в руках, что совсем непросто, потому что он искренне верит в то, что говорит. — Но позвольте напомнить, Ваша честь, что решение должно основываться на очевидных и веских уликах, на неопровержимых уликах, а не на россказнях свидетельницы, что тогда она солгала, а сейчас говорит правду. Нужно иметь существенные доказательства того, что ее нынешние показания и представляют собой истину. Как и быть убежденным в том, — продолжает он, поворачиваясь на секунду лицом к моим подзащитным, чтобы те видели полное презрение к ним, написанное у него на лице, — что если сегодняшние показания, принесенные ею под присягой, соответствуют истине, то ряд служащих суда, на котором вы председательствуете, совершили уголовно наказуемые деяния. Выходит, они лгут напропалую, тогда как Рите Гомес самое время занять место по правую руку от Пресвятой Девы Марии.