Противоположность
Шрифт:
– А о чем они говорили? – спросила я, начиная трезветь.
– Не слышно было. Козел оправдывался, разводил руками, а незваный брюнет на что-то гневался. Это все, что я могу сказать. До меня не донеслось ни звука, хотя они яростно спорили о чем-то…
– Да уж… – протянула я, ощущая, как микроволоски на спине подымаются вверх, а сама спина непонятно холодеет.
Кажется, у меня сейчас перехватит дыхание, как в моем собственном сне про змею.
– В общем: будь осторожна, пока меня не будет. Не забывай питаться! Если что – пиши! Примчусь…
– Ага! –
Я настолько углубилась в мысли – даже забыла, что в гостях.
Стоп.
А странные сны могут сниться двоим?!
Одновременно.
Странные и одинаковые.
Ох… что-то мне не хорошо!
Сашка, выслушав о кошмарах соседки, ответила:
– Неудивительно! Эта твоя Вероника – большая фантазерка! И ты туда же… Сама говоришь: она на протяжении недели байки травит. Вот ты и повелась…
– Cегодня ночью в коридоре я слышала чьи-то голоса. Когда распахнула дверь, никого не было…
– Конечно, не было. Тебе почудилось.
– Мне почудилось, Веронике почудилось… Мы что, идиотки обе?!
– Просто твоя соседка любит сочинять байки. Ее хлебом не корми – дай клювом потрещать. Причем, где правда, а где вымысел, подозреваю, даже она порой не может отличить. Настолько сживается с фантазией, что ей начинает казаться: это происходило в реальности. А это – просто самовнушение! – уверенно заявила Александра.
– То есть?! Намекаешь, что она чокнулась?
– Нет! Как бы лучше объяснить… Допустим, врешь кому-то, что у тебя болит голова. Через некоторое время у тебя действительно начинает болеть голова. Знаешь, как некоторые люди программируют себя? «Ой, я не доживу и до сорока!». И не доживают. У них случается, что угодно: инсульт, обширный инфаркт, их сбивает машина, или они совершают суицид. А все почему?!
– Почему?! – обалдела я.
– Самовнушение! Человек поставил задачу, запрограммировав себя на соответствующие события. Решение отложилось в подсознании. Подсознание само вырабатывает рефлексы, а сознание может даже этого не знать.
Мы пригубили шампанское и я неожиданно созналась:
– Когда мне было двенадцать, я попала под машину.
– И что?!
– Я шла к дороге и думала… о чем размышляет человек, прежде чем умереть?!
– Офигенные мысли у двенадцатилетней девочки! – с сарказмом произнесла Сашка.
– Даже не знаю, почему они возникли в голове. Просто возникли и все.
– И?
– И я открыла глаза. Голова болела, меня обступили люди, спрашивая, слышу ли их. Их было трое: водитель такси и два пассажира. Я лежала на заднем сидении. Дядька на водительском, держал в руках аптечку, из нее все вываливалось. Он и совал мне под нос какую-то дрянь. Одна пассажирка умудрилась залезть в салон и поддерживать мою голову. Вторая – молча взирала на меня с переднего сидения. Потом я лежала в больнице, потом долго выздоравливала… Но не это главное. Главное, что я вообще ничего не помню от промежутка той мысли: «о чем человек думает перед смертью» – и до момента, как я пришла в себя. Или там ничего нет,
– Нет ничего в этом страшного! Ты что, спать боишься? Ты каждую ночь засыпаешь, а с утра просыпаешься, и в голове пусто…
– Нет.
– Что «нет»?
– Я вот четыре года… точнее – пять, вижу сны. С тех пор, как Илья умер. Наверное, это было большое потрясение. Ведь я до сих пор не могу его забыть.
– Ну… а надо!
– Я хочу вернуться в то время…
– Все хотят вернуться в какое-нибудь время. Но… – Сашка вздохнула, подперев щеку, – это невозможно!
Я тоже вздохнула.
– Почему в детстве у нас много друзей? Но мы выросли и стали эгоистами… И где эти друзья?! Все меньше времени начали проводить друг с другом. Стали замкнутыми. Мол, хочешь общаться – угадай мой внутренний мир, – я отхлебнула шампанское и тихо сделала вывод, – все хотят, чтобы их внутренний мир рассмотрели, но сами даже не пытаются заглянуть в душу ближнему. И мир медленно начал состоять из тысячи и тысячи прекрасных и неповторимых одиночек. Мне от этого грустно.
– Это потому, что ты и есть та самая прекрасная одиночка. Которая отчаянно хочет, чтобы к ней в душу заглянули, а сама в то же время не даешь такой возможности.
– Почему это? – надулась я.
– Ты же не хочешь, чтобы тебе в душу заглянул, ну… скажем… Витюша.
– Фу блин, нафиг ты его вспомнила? – скривилась я.
– Тысячи и тысячи одиночек хотят быть понятыми, но так же отчаянно боятся, что их отвергнут. Потому будут защищать свое внутреннее пространство, как дракон принцессу в башне. Другое дело, что они и есть тот самый дракон. Как-то так.
– Тысяча одиноких прекрасных драконов… Одиночество хорошо тем, что можно сесть и подумать, что тебе нужно на самом деле.
– Очень сложно, когда тебя считают красивой! Ты всегда чувствуешь зависть баб и похоть мужиков. Это отравляет, как яд. Заставляет защищаться. Это мой дракон! Но в то же время я хочу искренней любви. Чтобы любили не за внешность…
– Тебе повезло! У тебя есть Леха!
– Могу обменять его на Витюшу. Мы были бы отличной парой…
– Не отдам тебя этому подлецу! Он же скользкий и мерзкий, как слизняк на капусте.
– А может, он тебе нравится?
– Мне нравится только один человек. Но он лежит в могиле!
Сашка заткнулась и мы минуту слушали песни Сиа.
Когда я совсем уж углубилась в свои мысли, Сашка произнесла:
– У меня созрел тост.
– Господи, как напугала! – подскочила я.
– …раньше, на планете жили Андрогиды, – я закатила глаза и простонала. Сашино увлечение мифологией когда-нибудь сведет меня с ума (если раньше это не сделает Вероника). – … мужчина и женщина – единое целое. Но однажды, они прогневали Богов, и те разделили их на две половины. С тех пор половинки ходят по свету в поисках друг друга. В поисках счастья и любви…. Так выпьем же за то, чтобы мы как можно скорее, нашли свою противоположность!