Противоречивое, но реальное

Низовцев Юрий Михайлович

Но, увы, абстракции никогда не превращаются в реальность, и счастье всегда только манит, оставаясь в рамках возможности, но не действительности.

Однако стремление к счастью, диктуемое неудовлетворенностью самосознания человека предполагает, как правило, интенсификацию его усилий по достижению счастья, что обеспечивает значительную долю прогресса цивилизации и вместе с тем – развитие самосознания человека, поскольку он не может смириться, как животные, с тем что есть, а должен непременно искать и желать счастья, не допуская мысли, что оно существует только в его воображении, в реальности же получая в лучшем случае только позитивные эмоции, за которыми следует разочарование достигнутым, как бы любой человек

ни старался, в сочетании со страданиями и бедами разного рода,

Поэтому счастье следует определить, как выражение той стороны неудовлетворенности самосознания, которая, составив совместно с интеллектом идеальный образ завершенного позитивного существования, стремится к нему, но не находит в этом образе разрешения.

Действительно, достижение любой поставленной цели может дать только удовлетворение, но никак не счастье, да и то на незначительный срок, потому что неудовлетворенность в самосознании достигнутым никуда не исчезает как главный стимул активности, и гонит человека дальше, а если он отказывается от этой гонки, стараясь всеми силами подавить неудовлетворенность собственного самосознания и полагая при этом себя счастливым в достигнутой удовлетворенности, то есть в бездеятельности, то он быстро превращается в никчемное существо – живой труп, который не нужен даже собственному сознанию.

Таким образом, максимальное удовлетворение достигнутым и даже самые приятные ощущения при этом, которые некоторые персоны считают за некоторое подобие счастья, не только не ведут человека к счастью, а напротив, могут остановить его в развитии, что равноценно самому большому несчастью, поскольку конкуренты не дремлют.

Получается, что, в сущности, предназначение человека, о котором он не догадывается, потому что не может допустить того, что он всего лишь орудие собственного сознания в форме животного (природного) сознания и самосознания, приобретенного и развивающегося с эпохи гоминидов, состоит в стремлении к невозможному, без чего немыслимо развитие самосознания. А ожидание чего-то лучшего или даже борьба за удовлетворение своих амбиций, что, например, свойственно самцам приматов, которые так и не стали людьми за десятки миллионов лет, всего лишь сводит человека к подобию обезьяны.

С другой стороны, непонимание человеком невозможности достижения счастья в реальной жизни, под которым он может представлять себе что угодно, в частности, одно хорошее или же нечто сомнительное, но нравящееся ему, что, правда. довольно глупо, стимулирует его в лучших побуждениях с полной отдачей сил к достижению как личной, так и всеобщей гармонии, полной удовлетворенности и наивысших наслаждений как в интеллектуальной деятельности, так и в эмоциях.

Это явление напоминает в некоторой степени ничем не обоснованную веру в райские кущи, куда можно попасть, если вести праведную жизнь, с чем, например, был согласен и Иммануил Кант.

Как бы то ни было, но непременная неудовлетворенность самосознания как мотор его активности, являющаяся тем самым источником стремления к счастью в виде сформированного в уме образа совершенного и желанного, всегда отбрасывает прошлое и рвется в будущее, невзирая на препятствия, невзгоды, беды и катастрофы (какое уж тут счастье в форме полной благости), что необходимо для развития самосознания, которое просто неспособно полностью погрузиться в покой и гармонию – «счастливое» бытие, как в чан с вареньем, в котором, несмотря на всю сладость этой замечательной субстанции, можно только захлебнуться.

Тем более что почему-то редко кто вспоминает о действии в человеке его животной природы в форме низшего сознания, которое часто именуют подсознанием.

А это животное сознание, как правило, противодействует намерениям самосознания своим утилитаризмом, стремясь только к приятности, комфорту благоприятным условиям для размножения и доминированию над ближними, и ему только мешают своей несуразностью намерения самосознания в его желании например, совершенствоваться самому и гармонизировать общественные отношения, в чем большинство мыслителей видит итог человеческой деятельности в качестве индивидуального и всеобщего счастья [см., напр., 21, Часть 3].

Еще до того, как человек в процессе развития самосознания научился создавать в своем воображении идеальные и более-менее целостные образы желаемого, ему пришлось в чисто практической деятельности столкнуться с удовлетворением своих сугубо жизненных потребностей. Одни из них были необходимыми, вроде добывания еды, но не интересными, другие привлекали его удовольствием, получаемым, например, в процессе рисования или изготовления оригинальных орудий охоты или хозяйствования.

То есть человек не мог, как животные, удовлетворяться только обеспечением жизненных процессов, и после выполнения всего необходимого для жизнеобеспечения, он в промежутках между работой, испытывал неудовлетворенность исполнением только обязательного, и эта накапливающаяся неудовлетворенность собой в окружающем каждодневном однообразии, рано или поздно толкала его к поиску отличного от существующего, что обычно обозначается термином «интересное» (необычное, провоцирующее, таинственное, невероятное, пугающее, волнующее, возмущающее, удивляющее, одним словом – нечто иное) как в простом, ежедневном обиходе, так и сложных отношениях между людьми, а также в технике и искусстве.

Поэтому заинтересовать человека может, что угодно, лишь бы оно отличалось новизной для него самого, отвлекая от рутины, разнообразя жизнь, и вместе с тем меняя окружение человеческих сообществ, поскольку интересное давало плоды в виде новых способов охоты, приготовления пищи, разведения растений, приручения животных и т. п.

Таким образом, интерес как регулярно возникающее и в определенной мере осознанное влечение к новому для себя в текущих обстоятельствах, свойственно только человеку благодаря имеющемуся у него осознанию себя, с помощью которого он пытается вывести себя из сложившегося порядка. Оно приводит его к открытию интересных для него вещей и явлений, сулящих не столько выгоду, сколько временный отход от опостылевшей реальности.

Иначе говоря, в интересном ищется удовлетворение, но никогда не находится окончательно потому, что, остановившись на одном, можно потерять остальное, чего нельзя допустить, иначе не получить нового удовлетворения в ином интересном, да и само открытое интересное не способно принести полного удовлетворения в силу его несовершенства, устранение которого требует, как правило, длительной, трудоемкой и нудной доработки, что уже не так интересно.

Как бы то ни было, но заниматься скучными, иногда противными, но необходимыми делами всё время невозможно – нужен отвлекающий и развлекающий промежуток между ними для удовольствий и страданий; вместе с тем неплохо иногда погнаться за несбыточным, что, тем не менее, привлекательно в силу бурного поступления новой информации, дающей пищу для чувства и ума.

С другой стороны, задержаться надолго в найденном привлекательном (интересном, то есть промежуточном местечке) никак не удается не только потому, что оно становится привычным и ничем удивить не может, но и тем, что каждодневная работа не ждет, кормиться надо, опять же – рутина заедает: и вся жизнь так и составляется из «пробегов» от одного интересного до следующего через интервалы неинтересного, но необходимого для обеспечения банального существования.

Тем не менее, интересное характерно тем, что существенно увеличивает информационные потоки, захватывающее всё общество не только своими новыми продуктами, но и новыми подходами к образованию и быту, благодаря новым технологиям и новым формам культурного развития.