Противостояние 2
Шрифт:
Положив перед собой ворох бумаг, кум начал привычно сортировать их и вписывать в свой рабочий блокнот, распределяя по срочности. Он привык делать так, потому что если не сделать этого сразу - бумаги завалят весь стол и парализуют текущую работу. Прочитал - записал - в сторону. Прочитал - записал - в сторону. Прочитал-записал...
– ...
Выдав замысловатое ругательство, кум положил бумагу на стол. Потом опять поднял ее, перечитал - все точно.
– Да что они там, охренели что ли...
Охренели - не охренели - но документ
– Кто там? Онищенко мне найдите, чтобы явился ко мне. Ко мне сказал, в кабинет! Все, бегом!
Пока ходили за Онищенко - кум попытался добить оставшуюся почту. Распределил пару Пием, потом плюнул - и закурил прямо в кабинете. Когда зажигал сигарету - сломал две спички, что для него было нехарактерно. Нехарактерно для кума и само курение в кабинете, у него не было пепельницы - и пепел пришлось сбрасывать в пустую чашку. Потом эту чашку - самоделку, кстати, зэки на промзоне сделали, лучше чем заводская - придется мыть.
– Разрешите, Пал Андреич!
– в приоткрытую дверь просунулась усатая голова Онищенко
– Ты где ходишь? Почему тебя на месте нет?
– Да разбирался там... В третьем отряде беспредел.
– Что за беспредел?
– Ковалева, похоже, ночью опустили. Да так, что на больничку придется определять.
Кум помолчал. Правозащитников он не любил. Да и за что их любить, спрашивается? Люди - не люди, дерьма в них столько, что...
– Это кто его так?
– Бурылев, известно кто...
Кум щелкнул двумя пальцами по столу.
– Заканчивай с этим. Выпиши трое суток карцера. Скажи от меня, еще рыпнется - в БУРе******* сгною.
Три дня карцера - за такое это был самый минимум.
– Понял, Пал Андреич!
– Онищенко залихватски сдвинул фуражку на затылок.
– Погоди. Ты вот это прочти.
Кум пододвинул подчиненному бумагу которая его так разозлила.
– Мама дарахая...
– Вот то-то и оно. Что мама, а не папа. Который раз это?
– Четвертый, Пал Андреич. Это кому ж это он так нужен?
Куму бы и самому хотелось бы узнать- кому это так нужен заключенный, которого этапируют уже четвертый раз - и все по разным делам. Киев, Москва, Сочи. Теперь Ижевск. Самое главное - бумаги как бумаги, его то дело что. Взял под козырек - выполнил. А все равно - неспокойно на душе. Это привычка такая кумовская - знать что в доме происходит. Потому что если не знать - то потом жареный петух так клюнет!
– Кому нужен - тому и нужен! Дело не наше. Ты как его гнать собираешься?
Онищенко в колонии занимался этапированием поэтому карту знал хорошо, помнил где и какие поезда ходят...
– Ижевск - он не на прямой дороге, Пал Андреич. Рядом есть две станции большие лучше через них - а там автозаком. Автозак пусть удмурты выделят. Либо через Агрыз, либо через Балезино. Лучше через Балезино, там как раз поезда к нам ходят. Можно будет договориться, чтобы никого
Этапировать можно было двумя разными способами. Либо с попутным вагонзаком, благо они ходят полными только в одну сторону. Либо - выделять двоих сотрудников для конвоирования, оформлять им командировку, а в дороге эти сотрудники на грудь примут да что-нибудь отмочат, а ты отвечай...
– Договаривайся, попутным. Позвони удмуртам, договорись, чтобы автозак к станции выслали. Организуй, в общем.
– Есть.
– И скажи там... пусть этого ... Чередниченко ко мне в кабинет дернут.
– Есть.
– Иди... делай, в общем.
Чередниченко выдернули через пятнадцать минут - быстро по меркам зоны, где конвою приходится вести заключенного через множество постов и решеток. Людей не хватало, Чередниченко не считался опасным - поэтому его конвоировал только один конвоир, а не два как по инструкции.
– Товарищ подполковник, заключенный Чередниченко...
– Свободен - оборвал конвоира кум - дверь за собой закрой. Понадобишься - позову.
– Есть!
Конвоир с шумом закрыл дверь, заключенный остался посредине кабинета. Среднего роста, с неприметным лицом, в обычной серой телогрейке и шапке, он входил в касту "мужиков" и был типичным мужиком - на вид. Но это было на вид...
– Садись - сказал кум - в ногах правды нет.
Заключенный пододвинул к себе стул, сел, стараясь не шуметь - мало ли в каком кум настроении. Кум же готовил чай, для этого у него были два кипятильника и две большие кружки. В них он сыпанул по доброй жмене качественной индюхи*********, долил воды и врубил кипятильники. Чай был из изъятого, но кум его домой не таскал - обычно приглашал зэков и беседовал с ними по душам под добрый чифирек. Получается что, по крайней мере, половина изъятого при шмонах чая доставалась-таки зэкам.
– Ты кто такой?
– сказал он как бы вскользь.
– Чередниченко Иван Владимирович, осужден по статье...
Кум поморщился, махнул рукой
– Ты мне по мозгам не езди. И без тебя полно желающих проехаться. Ты мне ответь по простому, Чередниченко - кто ты такой?
– Мужик я, гражданин начальник. Нешто не знаете.
– Мужик...
– кипятильники были хорошие, мутное варево уже булькало в кружках - да вот не знаю, какой ты, Чередниченко... мужик. Может статься что совсем и не мужик...
Кум отключил кипятильники, перенес пышущие жаром кружки на стол, одну поставил перед собой, вторую - на край стола, для зэка
– Благодарствую, гражданин начальник
Чередниченко взял кружку, глотнул обжигающий, терпкий до ломоты зубов напиток. Кружка кума осталась стоять на столе.
– Вот все не могу вас понять, зэчье - сказал кум - как вы кипяток то глотаете. Вкуса ж никакого нет, только глотку обжигает.
– Так на улице на морозе то тридцатиградусном поваландаешься - оно и кипяток из чайника полетит.