Противостояние душ
Шрифт:
— Не напрягайся, Бальтазар, — произнес Джеймс, — просто расслабься, закрой глаза и представь, что крылья — это продолжение тебя. Не воспринимай их, как чужеродный предмет. Это часть тебя и она подчиняется твоей воле. Как любая другая часть тела. Просто почувствуй их частью себя и вели исчезнуть, — сказал Логан.
Бальтазар попытался представить себе, что эти странные штуки за спиной, продолжение его самого, словно еще пара рук… или ног, но действительность мешала ему. Он не мог расслабиться, слишком было все непросто, и отвлечься от всего произошедшего было трудно. Еще и ребята, вливавшие силы, чтоб он не сдох… Интересно, Эрик написал отцу? Поздравляю, Ричард, ты счастливый обладатель сына-мутантовоина. Такие мысли точно не расслабляли. Это при том, что сил не было, но напряженное состояние не уходило. Так бывало, когда на него сыпались одни наказания за другими в виде бесконечных
Тяжесть за спиной исчезла. — Я… — Бальт оглянулся, но крылья моментально появились, распахиваясь во всю ширь. Но он, кажется, уловил тот момент, и тот настрой. Отчаянно держа умиротворение в душе, и такой приподнято-взбудораженно-раскрытый настрой, сложил их сперва за спиной, теперь будучи настроенным на них, он мог ощущать, сколько силы в них заключено, сколько мощи. Раскрыл-сложил, потом они и вовсе исчезли. И он даже мог так оставаться. Если не думать о крыль… Крылья распахнулись за спиной так резко, что создали даже небольшой ветерок. Но он их убрал. Теперь ему стало полегче. Научившись убирать крылья, он мог вернуться к почти нормальной жизни. К почти нормальной.
— Я надеюсь, ты хорошо контролируешь свои когти, — проговорил Бальтазар, с трудом стаскивая джинсы и залазя в постель, — если вдруг во время секса у меня появятся крылья, чтоб ты от неожиданности не нанес мне травм, несовместимых с жизнью, — он даже усмехнулся, притягивая в объятья Джеймса.
— Не волнуйся у меня с контролем все в порядке, — усмехнулся Джеймс, втягивая Бальтазара в поцелуй.
— Я пока еще сомневаюсь в своем контроле, но у меня отличный учитель, — улыбнулся Бальтазар, стягивая футболку с Логана, и да, он, конечно же, нисколечко не флиртовал со своим же соулом. Ну разве что самую малость. Потом прижался всем телом к Росомахе, втягивая парня в очередной поцелуй. От прикосновения кожи к коже разливалась сила и, кажется, от полыхающей энергии загоралась сама кожа. Бальтазар привычно списывал вспышки охватывающих его эмоций на связь соулов, хоть где-то в глубине души он начинал подозревать, что не все так просто.
***
— День только начался, а мы уже пьем, — рассмеялся Гамбит, протягивая стакан с виски Суране. Он отвел девушку в ее комнату, поскольку после произошедшего — она не могла прийти в себя.
— Словно раньше такого не было? — криво усмехнулась девушка.
— Ты же знаешь, что Магнус и Дориан знали, что делают? — произнес Реми, садясь на стул напротив девушки.
— Знаю, но от этого не легче. Я ощущала себя беспомощной, не способной ни на что, — выдохнула девушка, — а это самое страшное. Видеть, как дорогие тебе люди… — она запнулась и сделала большой глоток.
В дверь скользнул Зевран с бутылкой виски в руках. Он, после не слышанной ранее речи Бальтазара о семье и прочем, был в несколько странном состоянии. Он всегда знал, что может положиться на друга, но чтоб друг обещал ему будущее и говорил о семье — тот, у кого ее не было, говорил о семье тому, у кого ее не было тоже. Он секунду изучил двоих, потом решив, что может и остаться, пока не выгонят, сел в кресло, правда, взял себе стакан. Нечего смущать приличное общество и пить из горла.
— Кен, почти все мы потеряли семью, — выдохнул Гамбит, — но сейчас все иначе, — он взял девушку за руку, — ты не потеряешь нас. Ни Дориан, ни Магнус не рискнули бы жизнью Алека и Макса. Ты сама это знаешь. Я знаю, что не имею права называть себя частью твоей семьи. Порой я думаю, что ничем не лучше Джастина, — казалось, что парень и вовсе не заметил, что Зевран в комнате, — мне жаль, Кендра. Правда, очень жаль.
— О, Реми, — девушка обняла его за шею, — я никогда не сравнивала тебя со своим братом. Я никогда не злилась на тебя, Реми. Ты был честен со мной, — она смотрела парню в глаза, — я не могла и просить большего. Сердцу нельзя приказать. И наши с тобой чувства — это была не любовь, Рем. Если бы это была любовь, как у Дори с Максом или у Магнуса с Алеком, то ты никогда не посмотрел бы на другого. Тогда я этого не понимала, но все, что случилось — к лучшему. Я думала, что если у меня будет множество любовников, то рано или поздно ты поймешь, что ты потерял. Это было глупо… А потом я привыкла. Но я никогда не злилась на тебя.
— Только прошу не называй меня при всех Этьеном, — выдохнул Гамбит, — а ты, Зев, не слышал моего второго имени, иначе я вызову тебя на бой, — рассмеялся парень.
Зевран только поднял обе руки, что уже сразу сдается. Не будь он пьян и выбит из колеи словами друга, он бы и не заговорил бы, но сейчас у него просто рвались из души слова и он проговорил их, не глядя на девушку с парнем: — Я всегда думал, что эти объятья и словечки о семье — дело для слабых. Что тот, кто не может выбить у тебя оружие, или дать в нос, прикрывается словами о дружбе, чтоб ты его не трогал. Я думал, что лучше семьи может быть плечо друга рядом, его насмешливые улыбки и саркастические замечания, но… понаблюдав за вами, я вдруг осознал, что серьезно ошибался. Вы не слабые, и не обманщики, не играете на публику, и не сорите словами типа семьи и любви… наоборот, вы сильные, и сильнее вдвое, втрое нас, одиночек, именно тем, что связаны между собой тонкими неразрывными узами семьи и дружбы, причем совсем не стесняетесь проявлять свое отношение на людях.
— Да каждый из нас наваляет другому в легкую, — рассмеялся Гамбит, — ну или постарается. Просто жизнь научила меня одному, что мы всегда больше жалеем о том, что не сделали или не сказали, чем о сказанном. Мы не боимся, что нас не поймут или мы будем выглядеть смешными. Мы мутанты — нас и так презирает половина человечества, — сказал он.
— Каждый из нас переживал мутации. Каждый из нас получал контроль над новыми возможностями. Изначально почти все мы были закрытыми и чужими. Но когда каждый из нас по паре раз чуть не умирал у нас на глазах, то ты плюешь на все, что о тебе могут подумать. Потому что можешь обнять дорогого человека, — со слезами сказала Кендра, — потому что осознаешь, что вокруг война. Что мы готовимся к этой войне и каждый чертов день впоследствии может стать последним. И потом ты будешь жалеть, что вчера не сказал тому, кто еще жив, что любишь и не обнял его. И ты прав, Зевран, это делает нас сильнее. Потому что куда проще жить, зная, что ты не один. Потребность в другом человеке — это не слабость. По-моему Бальтазар — это очень хорошо показал. Чтобы признать, что тебе нужен другой — нужна сила. Я восхищаюсь Бальтом, правда восхищаюсь.
— Он только что обнял меня и сказал, что мы семья, — Зевран посмотрел в глаза своей соул, — восемь лет он мне говорил, что если я не встану, я буду слабаком, что если я не могу доползти до больнички самостоятельно, то воин из меня никудышный, что если я не могу драться со сломанной ногой, то меня пора списывать в тыл… И я вставал, полз и дрался… А тут объятья и слова, и меня кажется торкнуло как давно уже не трогало ничего. Я рад, что познакомился с вами всеми. У меня был только язвительный, жутко пафосный и насмешливый друг. А теперь я оказалось приобрел семью… — он неосознанно тронул кулон на своей груди, потом, усмехнувшись, рывком оборвал цепочку и кинул через плечо в угол, даже не оглядываясь. — И я, кажется, счастлив, впервые за всю свою жизнь.
— А кулон зачем выбрасывать? — спросила Кендра, удивленная таким жестом своего соула, — чья там фотография? — задала она вопрос, который ее давно мучил.
— Я брошенный ребенок, — проговорил Зевран, отставляя стакан и идя за кулоном, чтоб показать фото девушке, — меня подбросили под дверь приюта, когда мне было пару дней отроду. Кулон был надет мне на шею, это, — он раскрыл кулон и показал фото молоденькой девушки Кендре, — наверное, моя мать. Я долгое время был одержим мыслью ее найти. Причем даже не знаю зачем. Спросить, почему она бросила меня? Или узнать, стала ли ее жизнь лучше, когда она избавилась от ребенка… И сам не знаю. Но я отказывался от всех приемных семей, и постоянно сбегал, шастал везде, словно мальчишка с кулоном в руках мог отыскать ее спустя шесть лет просто так в толпе. Попал в банду, научился выживать на улицах, за пару серьезных драк чуть не загремел в колонию, но отправили в Орден, — Зевран усмехнулся, — а там в первой же драке мы с Бальтазаром знатно избили друг друга, и лежа рядом на больничных койках он спросил, слабо ли мне продержаться в Ордене год, или я и в душе такой же слизняк, каким выгляжу. Вот и вся моя история… Я всю жизнь бегал и искал прошлое, словно бы мог вернуть семью, а нашел семью там, где даже не искал. Мне кулон больше не нужен… Хотя я бы мог вставить твою фото в него, соул, и носить до конца своих дней, — Зев усмехнулся, и положил руку на плечо девушке в поддерживающем жесте.