Противостояние. 5 июля 1990 – 10 января 1991. Том 2
Шрифт:
Фрэн кивнула.
– А почему не принимаешь ты? Они пичкали тебя наркотиками… в том месте?
Он стряхнул пепел в земляную пепельницу.
– Вечером давали легкое успокоительное, ничего больше. Пичкать меня наркотиками не требовалось. Я сидел под крепким замком. Нет, я перестал принимать веронал тремя ночами ранее, потому что ощутил… потерю контакта. – Он на несколько секунд задумался, потом объяснил: – Глен и Гарольд хотят найти си-би-радио, и это действительно хорошая идея. Для чего нужна двусторонняя связь? Чтобы общаться. У одного моего приятеля в Арнетте, Тони Леоминстера, такой приемник-передатчик стоял
– Может, мы что-то и передаем, – предположила Фрэнни.
Он удивленно вскинул на нее глаза.
Какое-то время они сидели молча. Солнце смотрело на них сквозь разрыв в облаках, словно прощалось, прежде чем полностью укатиться за горизонт. Фрэн могла понять дикарей, которые обожествляли солнце. Невероятная тишина практически пустынной страны день за днем давила на нее, убеждая в реальности случившегося, а солнце – и луна тоже – прибавляло в размерах и значимости. Становилось чем-то более личным. Эти яркие небесные корабли теперь вызывали благоговение, как в детстве.
– В любом случае пить веронал я перестал, – продолжил Стью. – Прошлой ночью мне вновь приснился темный человек. Такого страшного сна я еще не видел. Он обосновался где-то в пустыне. Думаю, в Лас-Вегасе. И, Фрэнни… Похоже, он распинает людей. Тех, кто ему мешает.
– Он – что?
– Мне это приснилось. Вдоль пятнадцатого шоссе стоят кресты, изготовленные из телеграфных столбов и балок. К ним прибиты люди.
– Всего лишь сон!.. – В ее голосе слышалась тревога.
– Возможно. – Стью курил и смотрел на запад, на окрашенные алым облака. – Но две предыдущие ночи, перед тем как мы наткнулись на этих маньяков, отлавливающих женщин, мне снилась она… женщина, которая называет себя матушкой Абагейл. Она сидела в кабине старого пикапа, припаркованного на обочине семьдесят шестого шоссе. Я стоял рядом с автомобилем, опираясь одной рукой на окно, разговаривал с ней точно так же, как сейчас разговариваю с тобой. И она сказала: «Ты должен двигаться быстрее, Стюарт. Если на это способна такая старая женщина, как я, то и тебе, здоровяку из Техаса, вполне по силам». – Стью рассмеялся, бросил окурок на землю, раздавил каблуком. Рассеянно, словно не отдавая себе отчета в том, что делает, обнял Фрэнни за плечи.
– Они едут в Колорадо, – сказала она.
– Да, похоже на то.
– Она… снилась Дейне или Сюзан?
– Обеим. И прошлой ночью Сюзан снились кресты. Как и мне.
– С этой старой женщиной уже много людей.
Стью согласился:
– Двадцать, может, и больше. Знаешь, мы каждый день проезжаем мимо людей. Они просто прячутся и ждут, пока мы проедем. Они нас боятся, но ее… я полагаю, они идут к ней. Только своим путем.
– Или к нему, – добавила Фрэнни.
Стью кивнул:
– Да, или к нему. Фрэн, почему ты не принимала веронал?
Она нервно вдохнула и подумала, а не сказать ли ему. Хотела сказать, но боялась реакции Стью на свое признание.
– Женщины непредсказуемы в своих поступках, – наконец ответила она.
– Да, – согласился он, – однако, возможно, есть способы выяснить, о чем они думают.
– И что это за… – начала говорить она,
Они лежали на траве в сумерках, почти перешедших в ночь. Пока они занимались любовью, пылающе-красный свет сменился более холодным пурпурным, и теперь Фрэнни могла видеть звезды, сверкающие среди последних облаков. Завтра, судя по всему, их ждала хорошая погода. При удаче они могли проехать большую часть Индианы.
Стью лениво прихлопнул комара, усевшегося ему на грудь. Его рубашка висела на ближайшем кусте. Фрэн свою не сняла, только расстегнула. Материя облегала ее груди, и она подумала: Они стали больше, пока на чуть-чуть, но это заметно… во всяком случае, мне.
– Я так долго тебя хотел. – Стью не смотрел на нее. – Думаю, ты это знаешь.
– Я пыталась избежать проблем с Гарольдом, – ответила Фрэнни. – И есть еще одна причина…
– Кем станет Гарольд, сказать трудно, но в нем есть задатки хорошего человека. Ему только надо перестать распускать слюни. Он тебе нравится, верно?
– Это неправильное слово. В английском языке нет слова, которым можно выразить мое отношение к Гарольду.
– А как насчет твоего отношения ко мне?
Она посмотрела на него и вдруг поняла, что не может сказать: «Я тебя люблю», – не может, хотя ей и хотелось.
– Нет, – продолжил Стью, словно она ему возразила. – Я просто хочу, чтобы все стояло на своих местах. Как я понимаю, пока тебе бы не хотелось, чтобы Гарольд знал об этом. Так?
– Да, – с благодарностью ответила Фрэн.
– Ну и хорошо. Если мы будем сидеть тихо, может, все и обойдется. Я видел, как он смотрел на Патти. Они одного возраста.
– Не знаю…
– Ты считаешь себя его должником, да?
– Пожалуй. В Оганквите мы остались вдвоем, и…
– Это везение, ничего больше, Фрэн. Ты не должна считать себя кому-то чем-то обязанной, если тебе в чем-то просто повезло.
– Наверное.
– Думаю, я тебя люблю. Мне нелегко такое говорить.
– Кажется, я тоже тебя люблю. Но есть еще кое-что…
– Я это знал.
– Ты спрашивал, почему я перестала принимать таблетки. – Она теребила рубашку, не решаясь посмотреть на него. Почувствовала, как пересохли губы. – Я думала, они могут навредить ребенку, – прошептала она наконец.
– Ре… – Стью замолчал. Потом схватил ее и заставил повернуться к нему. – Ты беременна?
Она кивнула.
– И ты никому не говорила?
– Нет.
– Гарольд… Гарольд знает?
– Никто, кроме тебя.
– Бога-душу-мать! – выдохнул Стью. Он вглядывался в ее лицо так пристально, что Фрэнни испугалась. Решила, что он сделает одно из двух: или тут же уйдет от нее (как, несомненно, поступил бы Джесс, узнав, что она беременна от другого), или обнимет и скажет, что волноваться не о чем, что он позаботится обо всем. Она не ожидала этого пристального, изучающего взгляда, и ей вспомнился вечер, когда она сказала отцу, что беременна. Он смотрел на нее точно так же. Теперь она жалела, что не рассказала Стью обо всем до того, как они занялись любовью. Может, тогда они вообще не стали бы заниматься любовью и у него хотя бы не появился повод думать, что ему подсунули… как там говорится? Подпорченный товар. А думал ли он об этом? Она не знала.