Противостояние. Том II
Шрифт:
«Кто я?»
Он не знал.
«Где я?»
Какое это имело значение?
Он пошел — вернее, заковылял — к краю зарослей. Голова кружилась от голода. Звук шагов по земле глухо отдавался в ушах, как толчки бешеной крови. Его мозг был пуст,
Он был на полпути к кромке зелени, когда та раздвинулась и из нее вышли трое мужчин. Потом четверо. Затем их стало шестеро.
Это были ребята с гладкой коричневой кожей.
Они уставились на него.
Он уставился на них.
Кое-что стало возвращаться.
Шестеро превратились в восемь. Восемь стали дюжиной. Все они сжимали в руках копья. Они начали поднимать их с угрозой. Человек со щетиной на лице посмотрел на них. На нем были джинсы и старые стоптанные ковбойские сапоги — больше ничего. Туловище — белое, как брюхо сазана, и жутко исхудавшее.
Копья поднялись высоко вверх. Потом один из коричневых — вожак — стал гортанно выкрикивать одно и то же слово, снова и снова, звучащее как «Йун-на!».
Ага, кое-что возвращалось.
Точненько.
Прежде всего его имя.
Он улыбнулся.
Эта улыбка была как красное солнце, прорвавшееся через темную тучу. Она обнажила ярко-белые зубы и поразительные сверкающие глаза. Он протянул им свои лишенные линий ладони в универсальном жесте мира.
Перед силой этой улыбки они спасовали. Копья упали на песок; одно копье упало острием вниз и застыло под углом, покачиваясь.
— Вы говорите по-английски?
Они только смотрели.
— Habla espanol?
Нет, они не говорили по-испански. Они определенно не habla на ё…м espanol.
Что это значит?
Где он?
Ладно,
Место, где делаешь остановку, никогда не имеет значения. Лишь бы ты был там… и стоял на ногах.
— Parlez-vous francais?
Никакого ответа. Они уставились на него, завороженные.
Он попробовал заговорить по-немецки, а потом расхохотался над их тупыми овечьими лицами. Один из них принялся беспомощно всхлипывать, как ребенок.
«Они простые ребята. Примитивные, простые, неграмотные. Но я могу использовать их. Да, я могу отлично их использовать».
Он приблизился к ним, по-прежнему держа открытыми свои выставленные ладони без линий и все еще улыбаясь. Его глаза искрились теплым и безумным весельем.
— Меня зовут Расселл Фарадей, — произнес он тихим ясным голосом. — У меня — своя миссия.
Они уставились на него во все глаза, превратившись в живое воплощение ужаса и восхищения.
— Я пришел вам помочь.
Они начали падать на колени и склонять головы перед ним, и когда его темная, темная тень упала на них, его улыбка стала шире.
— Я пришел научить вас, как стать цивилизованными!
— Йун-на! — с радостью и ужасом всхлипнул вождь. И когда он стал целовать ноги Расселла Фарадея, темный человек начал смеяться. Он смеялся, и смеялся, и смеялся.
Жизнь — такое колесо, на котором долго не удержится ни один человек.
И все всегда кончается тем, что, описав круг, оно снова возвращается к исходной точке.
Февраль, 1975 — декабрь, 1988