Противостояние
Шрифт:
— Значит, я уничтожила троих, — прошептала, цепенея от безвыходности ситуации.
— Или четверых, — положил руку на ее живот.
Лена побледнела, вскочила и оказалась снова на постели в объятьях мужчины:
— Куда?
— За рапортом.
— Его уже нет, — заверил. — На будущее — максимально избегай докладных, рапортов и всего, что так или иначе может навредить тебе и окружающим. Научись просчитывать ситуации, говорить не говоря. Я все понимаю, Леночка, ты женщина, тебя в принципе не должно быть на войне, как ее в принципе не должно быть. Но мы имеем, что имеем. И надо с этим как-то жить.
Дни летели, отщелкивались, как шелуха с семечек.
Приехал корреспондент и журналист, расспрашивал, посматривал, фотографировал. Ему с удовольствием позировали, с не меньшей искренностью отвечали на вопросы и все старались задать свои.
Николай попросил снять его с женой и обязательно выслать фото, что ему клятвенно пообещали.
Потом был концерт. Комбата вызвали общим «просим», зная, что он умело обращается с гитарой и неплохо поет. И он спел вроде бы для всех, но смотрел только на Лену, и она видела и слышала только его.
После неделю батальон гудел в воспоминаниях. Санину вынесли благодарность "за отличное понимание политического момента" — попросту за правильный прием столичных гостей и выдачи им правильной информации. Вышла отличная статья про один из батальонов передовой, с фотографиями бравых солдат. Газету передавали из рук в руки, зачитали до дыр, но даже тогда не пустили на самокрутки.
Двадцать шестого объявили общую тревогу и, батальон сутки ждал наступления немцев, но ничего не произошло. К вечеру объявили отбой и снова, словно ничего не было — тихо и так спокойно, что солдаты, привычные по неделям не спать, не выходить из боя, жить, подтягивая пояса от голода, дурели от сытости, спокойствия и размеренности.
Один раз, когда Лена устроила чтение статей, чтобы занять ребят, шарахнуло прямо у блиндажа — так все только головы повернули, посмотрели, как осыпалась земля. Девушка с пилотки и волос пыль стряхнула, Суслов с плеч, Чаров с газеты и дальше читать начал.
Так прошел май, пришел июнь.
Разведчиков начали чаще посылать на задание. Поползли слухи о наступлении.
Двенадцатого взяли языка. Лена переводила, внимательно слушая, что он говорит. После его отвезли в штаб дивизии, а Санин, Саулин, комбат танкистов, что стояли за спинами батальона, Минаев и Семеновский остались и хмуро разглядывали карту.
Выходило, что немцы все подтягивают и подтягивают силы.
— От бисовы дети! — усмехнулся Аркадий Саулин. — Нам вон, много надо? Неделя — вот тебе три линии обороны, еще неделя — полная комплектация людьми и боеприпасами. Баки под завязку, снарядов по макушку. Короче, две недели и все готовы к бою: и отдохнули и выспались. Дольше отдыхать — разлагаться — бухать и бухать, да Маньку санбатовскую пялить, а больше нечего делать. А этим — везут, везут, копаются, копаются. Тьфу! Все едино, ампер им в дышло, потикают. Прошли те времена, когда они своими моторизованными частями в котлы нас загоняли. Прошли! Теперь мы их, гадюк, до самого победного давить и давить будем!
— Немцы в шахматном порядке выстраиваются, — заметил Санин.
— Хрен на их шахматы с пробором!
— Это понятно, не понятно пока куда попадем, если в наступление пойдем. Здесь-то вот — пустышка, а вот с левого — напротив батальона Авдеева и с правого фланга, как раз напротив Силина, уже серьезные силы сгруппировались. Но у нас по прямой за пустышкой — опять — пехота, гаубицы. Выходит, по уму нам в наступление идти, самое тонкое место рвать.
— Авиация поможет, сравняет! Не сорок первый!
— Ладно, — бросил гадать Николай. — Решать все равно не нам. Завтра наверняка у полковника все соберемся, там расклад и будет ясен.
— Слышь, комбат, а эта разведчик — переводчик у тебя ой, хороша девка. Познакомь, а? — подмигнул Саулин.
Семеновский спрятал улыбку в усы, услышав.
Николай сурово глянул на Аркадия и кивнул:
— Легко. Лейтенант моя жена — Санина Елена Владимировна.
— Упс, — осел майор. — Понял. Ушел, — изобразил покаянно постную физиономию.
Лена не слышала этого разговора — спала прямо в одежде. Зато как пришел в комнату Николай, услышала, встрепенулась:
— Ну, что?
— Ничего, — улыбнулся, погладил по плечу. — Устала?
— Есть немного. Ночь не спали.
— Леночка, на следующее задание отделение без тебя сходит.
— Опять?
— Не опять. Этот раз ходила? Хватит, — снял ремень, на спинку стула повесил. Лену раздевать начал.
Живот огладил, поцеловал:
— Ты меня не порадуешь?
— Чем?
— Ну…Ребенком.
— Коля, ты меня уже десятый день все об одном спрашиваешь. Мечтаешь в тыл отправить?
"Мечтаю", — посмотрел на нее: "наступление скоро, как пить дать, и ты к этому времени должна быть подальше от передовой".
— О ребенке мечтаю.
Лена вздохнула, смягчившись:
— Не время, наверное.
— А жаль, — протянул Санин. Значит нужно срочно искать какой-то другой выход из положения.
Обнял Лену, к себе прижал: ты жить будешь, жить!
Девушка грудь его гладила, ускакивало ее тепло его кожи, запах, что от нее исходил.
Только все равно тревожно — наступления страшно. Только бы жил Коля, только бы жил, — целовать его начала. Никогда не смела, смущалась и робела, а сейчас она сдерживать себя не будет. Пусть ночь, две, но он будет счастлив, и может быть в память о них, выживет.
— Нежная моя, ласковая, — прошептал одурманенный ее неумелыми, но такими трепетными ласками.
И понял в ту ночь одно — Родина не только леса и поля, обозначенные на карте или в душе, это не только мать и сестра, соседи, подъезд, родная улица, дом, это и любимая женщина. И ради нее, только ради нее без всяких патриотических лозунгов, без всяких "лесов полей и рек" он пойдет в бой, зубами глотки врагов рвать будет, голыми руками убивать, а придется, сложит голову, не задумываясь. Ради нее, ради того, чтобы она была, пусть и после него. И не просто была — а была счастлива и в безопасности.